Богдан Сушинский - Черный легион
— Хорошая черта для «Рыцаря Черного леса». — К разговору о лагере военнопленных Роттенберг счел возможным не возвращаться. — У меня на примете есть еще двое русских. Думаю, они удачно пополнят вашу группу.
— Благодарю, господин оберштурмбаннфюрер. Только вчера мне прислали троих людей прямо из Берлина, после подготовки в тренировочном лагере под Штутгартом. С рекомендацией Скорцени: использовать в качестве инструкторов для подготовки диверсантов. Насколько я понял, моя группа рассматривается в Берлине как база для создания здесь, на оккупированной территории, учебного лагеря разведчиков и диверсантов, где бы они могли проходить соответствующую практику.
— Значит, все трое прошли через абвер, — голос Роттенберга сразу же стал язвительно-жестким. — Но господин Ранке не счел нужным сообщить мне об этом.
— Вчера вы были в отъезде. Очевидно, только поэтому, — Штуберу очень не хотелось оказываться сейчас между двух огней. Пусть свои рыцарские турниры местные отделения абвера и гестапо проводят без его участия.
27
Ольбрихт выждал ровно месяц. Через тридцать суток, час в час, он явился в кабинет генерала Фромма и напомнил ему о сроке, который тот определил для основательного разговора с ним и генералом Беком.
— А по какому делу? — как ни в чем не бывало поинтересовался командующий армией резерва, набирая чей-то номер телефона. — Связано со службой — да, нет?
Ольбрихт плотно сжал зубы и внимательно всмотрелся в почти квадратное, загрубелое лицо Фромма. Некрасивое, вечно шелушащееся, с грубыми, незавершенными чертами, оно выдавало в генерале человека, лишенного каких бы то ни было комплексов, не говоря уже о способности к угрызению совести. Армию он обожал только за то, что мог вести себя в ее сферах как индийский слон на лесоповале.
Начальник Общеармейского управления выждал, пока Фромм убедится, что номер, который он набрал, не отвечает.
— Вы сами назначили эту дату. В связи с нашим разговором месячной давности.
— Насколько я помню, никаких обязанностей перед генералом Беком у нас не было. Неоплатных долгов тоже — да, нет?
«Да ведь он провоцирует меня, — мысленно вскипел Ольбрихт. — По-садистски требует, чтобы я сформулировал тему беседы, твердо зная при этом, что не решусь, да йе в этом суть, просто физически не смогу сформулировать ее. Не могу же я сказать: «Примите нас по делу о заговоре против фюрера. Если помните, мы давно собирались обсудить, как получше свергнуть Гитлера и захватить власть в Германии»!
И все же Ольбрихту не оставалось ничего иного, как вежливо улыбнуться.
— Ни у вас, ни у вермахта в целом никаких особых обязательств и долгов перед бывшим начальником Генерального штаба нет. С вашего позволения, мы обсудим некоторые аспекты операции «Валькирия».
— Ах, «Валькирия»…
«Слава Богу, что хоть не спросил, что это за операция», — облегченно вздохнул Ольбрихт.
— Считаете, что в этом еще существует какая-то необходимость? — вновь, как ни в чем не бывало, спросил Фромм, оставив наконец, после третьей попытки, в покое телефонный аппарат.
«И хоть бы сыграл при этом удивление. Или попытался «припомнить».
— Существует.
— План при вас?
— Так точно.
— А генерал Бек?
— Ждет в приемной.
— Ну что ж, раз уж пришло время. Сюда его, «валькири-ста».
От этого фельдфебельского «сюда его» Ольбрихта покоробило. Но сейчас ему было не до этикета. Он опасался, как бы Фромм не перенес срок встречи еще на месяц. Хотел бы он знать, зачем ему вообще понадобились эти тридцать суток? Выждать, не начнутся ли аресты «валькиристов»? Сориентироваться в том, кто привержен идеям группы Бека? Элементарно набить себе цену? Ведь Фромм понимал, что без его участия превратить штаб командования армией резерва в штаб армейского бунта невозможно. Как и поднять части армии резерва.
«Интересно, какой пост он потребует за участие в операции? — размышлял Ольбрихт, направляясь к себе. — Каждый раз, когда дело доходит до вербовки очередного генерала, с ужасом думаешь о том, какую цену он запросит. И не окажется ли пост, на который он метит, занятым. Делаем святое дело, балансируем на грани гибели, как канатоходцы над Ниагарским водопадом, а все равно без дележа портфелей не обходится. Уже сейчас. Что будет потом?!»
Бека командующий принял вежливо. Даже отдал ему честь, вытянувшись по стойке «смирно». В прошлый раз будущий президент явился к Ольбрихту в гражданском, и сразу стало ясно, что вид у него не президентский. Не говоря уже о генеральском. Худощавое, с запавшими щеками лицо, темно-коричневые «почечные» круги под глазами, высокая сутулящаяся фигура…
Разговаривая с ним вчера по телефону, Ольбрихт попросил, нет, потребовал, чтобы сегодня он явился в мундире генерал-полковника. Иначе его здесь не станут воспринимать всерьез даже обер-лейтенанты. И Бек подчинился. Теперь Фромм видел перед собой бывшего начальника штаба вермахта. В недалеком прошлом — своего непосредственного начальника. Это срабатывало. Правда, о том, что Беку предначертана роль президента новой Германии, Фромму еще не было известно. И, возможно, это к лучшему. Еще не ясно, как он отнесется к такому назначению.
Ольбрихт сразу же дал понять, что беседу поведет генерал-полковник Бек. Он всего лишь присутствует.
— Я рад, что вы с пониманием отнеслись к тем патриотическим порывам, которые собирают нас вокруг идеи спасения Германии, — пожал руку Фромма будущий президент. — Уже ни у кого из мыслящих генералов не осталось сомнения, что рейх находится на той крайней черте, за которой наступает крах.
Садясь без разрешения хозяина кабинета, Бек вежливым жестом указал Фромму на его кресло. Но у командующего хватило такта выйти из-за своего рабочего стола и сесть в кресло напротив Бека.
— Господин командующий еще не посвящен в детали операции «Валькирия», — напомнил «президенту» Ольбрихт, устраиваясь чуть поодаль, за столом для совещаний.
Бек сделал удивленное лицо.
— Но почему?! Впрочем, исправить это несложно. Главное — не план операции. Мы-то с вами, генерал, штабисты, отлично знаем, как быстро могут меняться самые надежно отработанные планы. Главное — чувство ответственности перед Германией.
В приемной зазвонил телефон. Еще через минуту в двери появился адъютант Фромма, но командующий приказал в течение получаса никого не пропускать к нему. Адъютант исчез так же молча, как и появился.
Фромм выжидающе перевел взгляд на Ольбрихта — тяжелый взгляд человека, у которого нет решительно никакого желания выслушивать назидательные речи. Единственное, что он приемлет, — абсолютная ясность в том, к чему его пытаются склонить.
