Эмилио Сальгари - Владыка морей
— Но меня начинает беспокоить их артиллерия.
— Напрасно. Стреляют прескверно. Пилигрим не успел научить их стрельбе в цель.
— Но что же они делают? Я ничего не слышу и не вижу!
— Пробираются поближе к стенам по кустарникам.
Даяки в самом деле довольно успешно осуществляли план штурма: в то время как лилы и миримы своими неточными, но все же изредка достигавшими цели выстрелами причиняли определенный вред палисадам, пробивая здесь и там небольшие отверстия, колонна стрелков, цепью перебегая с места на место и пользуясь каждым естественным прикрытием, тоже приближалась к кампонгу. Однако штурмующим пришлось преодолевать еще одно препятствие по пути к стенам и рвам кампонга: им надо было пробиться сквозь кустарник, сплошь состоявший из колючих растений» И вот, как только первые ряды даяков врезались в эти «живые изгороди», оттуда понесся гул, вернее сказать, яростный вой сотен голосов: колючки терзали нагие тела даяков, действуя не хуже картечи.
— Недурно для начала, — злорадно пробормотал Янес, выглядывая из-за спингарды. — Я ничего не имею против того, чтобы эти черти, так яростно стремящиеся перерезать нам глотки, оставили на колючках все свое мясо…
— Да, но они проберутся, — ответил следивший за приближением осаждающих индус. — Вот смотри. Один уже вырвался из колючек и бежит к стене палисада.
— Но он ничего не расскажет своим товарищам о том, по вкусу ли ему крепостная стена, — отозвался Янес, вскидывая карабин. Прогрохотал выстрел, и даяк, с диким криком бежавший от «живой изгороди» к палисаду, вскинул руки, упал на колени, а потом лег ничком.
— Огонь по кустарнику! — скомандовал португалец.
Картечь брызнула в кусты «живой изгороди», и отчаянные крики из чащи доказали, что не все выстрелы пропали даром. Однако секунду спустя уже целая толпа даяков, перебежав к стене палисада, принялась рубить столбы своими тяжелыми парангами. В то же время их миримы и лилы удвоили скорость стрельбы, чтобы помешать защитникам кампонга перебить тех из осаждающих, которые работали над проломом палисада.
В это мгновение на стенах показались восемь человек из числа защитников кампонга, вызванных сигнальным свистом Тремаль-Наика. Они тащили громадные котлы, от которых вокруг распространялся острый и удушливый дым. Янес, неосторожно вдохнувший порядочную порцию этого ядовитого снадобья, принялся одновременно и кашлять, и чихать без счету, со слезами на глазах, что вызвало общий хохот.
— Что за гадость? — закричал португалец, переводя дыхание. — Что тут такое?
— Сейчас увидишь, — ответил индус. — Но лучше отойди, дай место этим людям. Это завтрак для наших непрошеных гостей. Надеюсь, они останутся довольны.
— Однако они карабкаются по столбам палисадов.
— Ничего, Янес. Сейчас полезут вниз, как только получат свою порцию десерта. Это расплавленный, или, точнее, кипящий каучук, не больше и не меньше.
На головы и нагие тела копошившихся под стеной палисада даяков вдруг брызнули струи кипящей темной жидкости, напоминающей смолу. И через секунду у палисада раздались отчаянные вопли даяков.
Многие тут же падали и корчились на земле, другие откатывались от палисада. Третьи, ослепленные, с обожженными телами, побросав щиты и оружие, стремглав бежали от палисада под прикрытие «живой изгороди», но по дороге падали под меткими выстрелами людей с «Марианны» и яванцев Тремаль-Наика.
— Браво! — хлопал в ладоши Янес. — Твои повара — настоящие артисты, Тремаль-Наик!
Поражение штурмующих колонн оказалось полным.
Напрасно стрелки пилигрима пытались остановить беглецов, собрать их, заставить опять идти на приступ: даяки разбегались в разные стороны.
Две минуты спустя около кампонга виднелись только трупы убитых да тела нескольких раненых, у которых не хватало сил подняться.
XI. Каммамури возвратился
Неудавшийся штурм существенно не изменил положения обитателей кампонга: даяки, понеся тяжелые потери при попытке взять кампонг прямым нападением, уже не решались повторять этот эксперимент, но зато предприняли правильную осаду кампонга, рассчитывая взять его защитников измором. Люди пилигрима, который не показывался на глаза, устроили четыре укрепленных траншеями лагеря со всех сторон кампонга, чтобы обезопасить себя от возможной вылазки его защитников. Проведенные осаждающими фортификационные работы неоспоримо указывали на деятельность таинственного хаджи, обнаруживая в нем опытного и знающего солдата.
Одновременно осаждающие при помощи параллельных траншей расположили свою артиллерию в непосредственной близости от кампонга, и хотя канонада лил и миримов еще не причинила осажденным существенного вреда благодаря неискусной стрельбе канониров пилигрима, тем не менее Тремаль-Наику и Янесу постоянно приходилось держать весь свой маленький гарнизон начеку, потому что в любой момент, пользуясь траншеями, осаждающие при поддержке пушек могли возобновить попытку взять кампонг приступом.
Так прошло пять дней, считая со дня первого приступа, и за это время даяки истратили огромное количество снарядов и наделали много шума. Единственным их успехом можно было считать только гибель сторожевой башенки: несколько выстрелов повредили ее настолько, что защитники кампонга сочли за лучшее снять с ее верхней платформы спингарду.
Янесу начинала смертельно надоедать эта история. Хотя по виду он был флегматик, на самом деле его натура требовала живой и непрерывной деятельности. Теперь же ему приходилось сидеть сложа руки по целым суткам. И даже излюбленные сигары, которые португалец за это время истреблял в неимоверном количестве, уже не успокаивали его.
На самом деле, по крайней мере пока, обитателям осажденного кампонга не приходилось жаловаться на особые лишения, вызванные осадой: всего было в изобилии.
Навесы сохраняли громадное количество габа — лучшего в мире риса, культивируемого яванцами и во много раз превосходящего своими качествами пресловутый рангунский рис. Сотни и сотни куропаток, заполнявших птичий двор, ежедневно давали превосходное свежее мясо. В плодах и фруктах и подавно недостатка не было. И, наконец, в погребах сохранялись огромные запасы освежающего и бодрящего превосходного напитка брама — ликера Малайзии и Полинезии, неведомого Европе. К услугам тех, кто хотел в часы досуга покурить, оставался почти нетронутый и казавшийся неистощимым запас тонких манильских сигар, а также папирос ророк, пользующихся большим спросом у яванцев, которые готовят его из табака мелкой крошки, завернутого в тонкие и сухие листы пипа.
