Джон Колдуэлл - Отчаянное путешествие
Я тут же пожалел, что напугал несчастного зверька. «Живи и давай жить другим»,– подумал я и решил зачислить крысу в состав экипажа наряду с Поплавком, Нырушкой и Увальнем. Ведь здесь, среди океанских волн, мне было все равно, кто находился на борту моего суденышка.
Появление на яхте крысы показалось мне очень странным. Как и когда проникла она сюда? Как могло случиться, что в течение стольких недель я не обнаружил ее на таком маленьком суденышке? Я не замечал никаких следов ее присутствия. Почему котята не разыскали ее? Где она добывала пищу и воду?
Эта мысль заставила меня подскочить. Неужели крыса добралась до моих запасов? Я проверил бочонки, перевернул каждый в отдельности и убедился, что они целы и невредимы.
Затем я осмотрел продовольствие в ящиках под койками и нашел там крысиный помет, которого не видел раньше. В жестянки с консервами, банки и кувшины крыса проникнуть не могла. Пробравшись в носовую часть трюма, я обнаружил у правого борта под койкой место, где крыса пряталась все это время.
В Панаме я уложил кое-какие продукты в корзину из под лимонов, накрыл ее брезентом и выкрасил покрышку. Крыса прогрызла корзинку и добралась до сыра, ветчины и чернослива. Пила она, должно быть, воду, пролитую мной во время еды, или слизывала капли, попадавшие на пол, когда я открывал банки с молоком.
Очень быстро я понял, что котята знали о присутствии крысы. Когда я принес их вниз, они сразу же направились в носовую часть трюма и остановились как вкопанные у маленькой дырки, в которую не могли пролезть. После того как «Язычник» покинул Жемчужные острова, я был слишком занят и не заметил, какая драма разыгрывалась внизу.
Безбилетница, как я прозвал крысу, очутилась здесь, вероятно, когда я сел на мель у Сан-Хосе. Вполне возможно, что она пробралась из леса к моему продовольствию, сложенному на берегу, и я вместе с грузом перенес ее на яхту.
С давних времен существует поверье, что крысы не живут на обреченных судах, и я был очень рад появлению такого спутника. Безбилетница стала новым членом моего экипажа и начала получать причитающийся ей паек.
Каждый вечер я оставлял на днище у мачты немного пищи и воды для крысы. Я хотел накормить и напоить ее, чтобы она забыла свои крысиные привычки и не грызла бочонки с водой. В свободное время я сколотил из досок небольшой ящик вррде скворечника. Этот ящик я привязал к мачте у самого днища, чтобы наш робкий спутник мог входить и выходить незаметно. Безбилетница вела замкнутый образ жизни, и мне редко удавалось ее увидеть, но паек свой она уничтожала добросовестно..
Очевидно, новое жилище пришлось ей по вкусу, и она вскоре окончательно туда переселилась. Я стал замечать, что котята частенько вертятся около ящика; при этом вид у них был такой же нетерпеливый, как и в то мгновение, когда я швырял им пойманную рыбу.
Не раз пытались они пролезть в маленькое круглое отверстие, служившее входом в ящик. Для крысы его было достаточно, но котята могли просунуть туда только голову. Ящик стал для них источником танталовых мук. Я до сих пор помню, как они, похожие на маленьких львят, выпустив когти, засовывали лапы в отверстие и громко выражали свою досаду.
Поплавок и Нырушка стали настоящими моряками и привыкли к рыбному рациону, и я был удивлен, что они с таким упорством охотятся на простого грызуна. Несмотря на свой морской опыт, они преследовали крысу, как обыкновенные сухопутные кошки.
***Так мы и жили… Ничем не замечательные события изредка нарушали однообразие долгого плавания. Самые обыденные вещи вызывали у меня живейший интерес.
Меня часто спрашивали, не скучал ли я на суденышке, которое было не больше кухни или ванной в большом доме. Но жизнь никогда не казалась мне скучной, где бы я ни был. Судьба моя сложилась так, что все свободное от работы время я проводил в одиночестве и рано научился заполнять эти свободные часы по собственному разумению.
На яхте у меня всегда, даже в самые спокойные дни, было довольно дела. Главным моим занятием,– разумеется, не считая управления и починки яхты, отнимавших большую часть времени,– было чтение; на судне имелось много самых различных книг, от детективных романов до сочинений Дарвина. Читал я все подряд – сегодня детектив, завтра повесть, послезавтра философские произведения или стихи. Больше всего мне нравились рассказы Мопассана, «Братья по духу» Кэри Мак-Вильямса, «Размышления о революции нашего времени» Гарольда Ласки и «Дворцы философии» Дюранта.
Часто я погружался в размышления. Часами я мог смотреть на безбрежный океан, неторопливо раздумывая обо всем, что приходило мне в голову.
Нередко моя мысль обращалась к прошлому, и я как бы снова переживал всю свою биографию. Старший среди шестерых детей – пяти братьев и одной сестры… Смерть отца в годы кризиса, когда мне было всего пятнадцать лет. Четыре года упорного труда, чтобы помочь матери. Заводы, фабрики, потогонная система – в те дни я не мог даже мечтать о том, чтобы учиться в школе.
Вскоре мать во второй раз вышла замуж. Отчим мой, к счастью, оказался хорошим человеком. Я был освобожден от тяжкой обязанности содержать семью и мог теперь расходовать на себя весь свой заработок. Но деньги меня не интересовали: я хотел учиться, хотел стать образованным человеком. Бросив работу, без гроша в кармане, с незаконченным средним образованием я отправился в колледж. Другого пути у меня не было. Не мог же я в двадцать лет, проработав четыре года на южных окраинах Лос-Анжелеса, сесть за школьную парту рядом с маленькими детишками.
Колледж в городе Санта-Барбара… я был туда принят после многочисленных просьб. Деньги пришлось взять в долг. Учебу я совмещал с работой, играл в футбол. На втором курсе был старостой группы, а перед окончанием колледжа плавал матросом на торговых судах. Во время призыва в армию я просил направить меня в бомбардировочную авиацию, но врачи обнаружили у меня перфорацию барабанной перепонки – результат перенесенного в детстве туберкулеза. Я получил назначение в торговый флот.
Два года морской службы. Два кругосветных плавания. Плавание от Рейкьявика до мыса Горн. Год службы в Австралийской военной авиации. Женитьба на голубоглазой австралийской девушке – самое значительное событие в моей жизни. Снова служба в торговом флоте, на этот раз больше года. Потом война кончилась, и мы с Мэри оказались за тысячи миль друг от друга.
И вот теперь я плыву через Тихий океан на яхте, которую швыряет по волнам, как щепку.
Часть времени я простаивал у румпеля – разумеется, это зависело от погоды. Каждое утро я рыбачил, занимался навигацией; если котята были в игривом настроении, мы резвились на палубе. Иногда я начинал беседу или шутливую драку с Увальнем. Часами наблюдал я, как Старый Бандит и его стая охотились на летучих рыб. Остальное время я читал. Часто я садился за письмо к Мэри, которое собирался отправить с острова Сеймур. Каждый день я приписывал к нему по нескольку строчек, и оно росло по мере того, как росли мои надежды на нашу скорую встречу.
