Дорога к «Черным идолам» - Виктор Васильевич Смирнов
Эмик решил, что пришла пора действовать.
— Иди, — подтолкнул от дружка.
Шеф хотел, чтобы подручный первым начал схватку и отвлек шофера. Удар в спину — самый лучший удар, так считал шеф. Тонкий, как стилет, остро отточенный нож он скрывал в ладони, так что лишь стальной кончик, как жало, выглядывал из пальцев. Хорь знал, как надо держать нож.
Посмотрим, что ты скажешь теперь, шофер.
— Иди, ну!
Лисков шагнул и замахнулся ружьем. Иван пригнулся, казалось забыв об Эмике. Шеф прыгнул, отводя назад нож. Он прыгнул, уже не раздумывая: накопившаяся за время долгого поединка ненависть бросила его вперед.
Это была последняя ошибка, совершенная Эмиком. Он ничего не знал о боксерских навыках шофера и об ударе, оцененном тренером в четыреста килограммов.
Тренер так и не увидел этого удара на ринге, в спортивном бою: Иван бил вполсилы, без ярости.
Но здесь он ударил по-настоящему. Стремительно развернулся, ускользнув от Лискова, который опустил приклад в пустоту, и кулак его вылетел навстречу Эмику со скоростью пушечного ядра.
Шеф успел подумать о том, что немножко поспешил. В следующую долю секунды ему показалось, что он столкнулся с электричкой. Эмик описал дугу и рухнул на камни спиной и затылком. Он лежал неподвижно. Лицо его стало плоским и неузнаваемым.
Шофер обернулся к Лискову. Тот взвизгнул. Оказавшись без главаря, Тихий Веня вмиг растерял остатки храбрости. Он бросил ружье и юркнул в лес. Долго еще трещал валежник.
Шатаясь, Иван подошел к кабине. Только сейчас он ощутил, что ночь была морозной и холод проникает сквозь легкую гимнастерку. Левый рукав весь намок и стал красным, боль все усиливалась.
— Стяни-ка мне руку, — сказал он Нине.
Она дрожащими пальцами стянула руку ремешком у самого плеча.
— Сильнее, сильнее, — сказал Иван.
Он все боялся, что она расплачется, — такое было у нее лицо.
— Еще сильнее. Вот так. Ну, видишь, кровь уже не идет.
Потом они кое-как подняли Эмика и, как мешок, уложили в кузов машины. Глаза у шефа сошлись к переносице от сотрясения.
— Он не убежит? — спросила Нина.
— Нет.
Иван старался думать только о том, как доведет машину. Придется удерживать руль грудью, когда переключаешь скорости, авось получится; впереди его ожидает спуск; стоит только добраться до Большого Гольца: там, от «Черных идолов», все вниз и вниз, к поселку.
Скорее к шахте, к погибающим старателям.
Он завел мотор и, держа руль правой рукой, отпустил сцепление. Он доедет, он просто не может не доехать после всего, что испытал в этом рейсе…
Под «Черными идолами»
Дотемна Сомочкин провозился с поломанным шасси. Глухая таежная ночь обступила самолет. Пилот сделал еще одну попытку связаться по рации с аэродромом, но оттуда не ответили. Горы преграждали путь радиоволнам.
Зато Сомочкин слышал друзей. Его искали… На аэродроме готовились к вылету поисковые самолеты. Пилоты ждали рассвета. С соседнего аэродрома должны были вылететь геликоптеры. Санитарная машина уже выехала с автобазы по направлению к Шалому Ключу.
Ему оставалось ждать. Сомочкин вышел из кабины «Яка» и разжег костер. Ослепительно белая луна поднялась из-за горной цепи и залила холодным светом долину.
Пилот подбрасывал в огонь сучья и думал о шофере. Удастся ли Ивану добраться до поселка? Ночная тайга сурова и враждебна человеку.
Сомочкин посмотрел на белые гольцы, которые закрывали поселок. Где-то там, по бесчисленным виткам серпантина, блуждал сейчас грузовик Ивана Сажи. Гул мотора растворился в ночной тишине. Казалось, на многие сотни километров вокруг нет ни человека, ни жилья. Одни лишь немые, холодные горы.
Но вот со стороны гольцов донесся слабый звук выстрела. Казалось, кто-то щелкнул пальцем по жестяному листу.
Пилот прислушался. Кому-то из таежных охотников, видать, не спится в ночи.
Раздался еще один щелчок. Ему, словно эхо, ответили подряд несколько выстрелов. Нет, это не охотники, решил Сомочкин, это настоящая перестрелка. И она разыгралась в той стороне, куда час назад выехал Иван. Вскоре опять наступила тишина, но пилот уже не мог успокоиться. Стрельба не была чьей-то пустой забавой. В тайге серьезно относятся к оружию. Здесь никто не станет попусту разряжать карабин. И по зверю так не стреляют. Да и кто выходит на промысел среди ночи?
Что-то случилось на горной дороге. Сомочкин вспомнил о двух странных охотниках на вершине обгорелой сопки. Тревога овладела пилотом.
Он достал из кабины пистолет в новенькой желтой кобуре, прицепил его к поясу. Смерил на глаз расстояние до гольцов, которые голубыми пиками подпирали лунное выцветшее небо. «Километров десять-двенадцать, успею вернуться с рассветом», — решил Сомочкин. Самолет все равно неисправен, на нем не взлетишь.
Он застегнул куртку-канадку, поднял воротник и торопливо зашагал по следам, оставленным рубчатыми колесами грузовика. Луна колыхалась в такт шагам, позванивали под ботинками замерзшие лужи. Вскоре Сомочкин вышел к Змеиной речке. Дорога проходила здесь по карнизу, слева от пилота, за пологим обрывом светлела полоска воды.
Яркий лунный свет пронизывал горный воздух, и пилот явственно видел перед собой отпечатки протекторов. Они шли двумя ровными рядами, припечатывая землю. Но в том месте, где дорога была особенно узка, а обрыв крут, следы заметались.
Похоже было, машина потеряла управление… Что он, заснул за рулем, что ли, этот Иван Сажа? Неужели он не видел, что едет по самому краю обрыва? Вот целые глыбы осыпались в реку из-под колес. Сомочкин, человек, влюбленный в технику, хорошо знал шоферское дело. Следы подсказывали ему: с водителем грузовика произошло что-то неладное.
Пилот с замирающим сердцем осмотрел с обрыва светлую ленту воды. Нет, машины не видать.
Он облегченно вздохнул. Вот здесь Иван остановил машину. Заторможенные колеса оставили темный, глубокий след.
Сомочкин нагнулся и подобрал с земли обрывок кожаной куртки с блестящей металлической пуговицей. У шофера не было такой куртки, Сомочкин готов был поклясться в этом самому себе: зрительная память никогда не подводила пилота.
Что же все-таки здесь происходило? Пилот осмотрелся. Шумела на перекатах река, спали горы, чуть шевелились под ветром кусты тальника. Светлое полотно дороги уходило вниз и скрывалось за скалой.
Но внезапно в монотонной ночной жизни гор произошло какое-то изменение.
