Валентин Катаев - Остров Эрендорф
Итак, имеется шесть фактов, не подлежащих никакому сомнению, при наличии, конечно, седьмого факта, что Джимми не спит и не сошёл с ума.
Пять из этих шести фактов были понятны. Один факт, именно тот, что Елена не узнавала Джимми и называла себя Розой, был непонятен. Но именно этот факт мешал объяснению всех других фактов.
Значит, некто X был заинтересован в том, чтобы эти факты были необъяснимы.
Кто же этот таинственный X?
Ответ был прост: Матапаль или профессор Шварц, всемирно известный психиатр и гипнотизёр, о котором Джимми слыхал ещё в детстве.
А ещё вернее - и тот и другой вместе.
"Теперь можно действовать",- решил Джимми.
В эту ночь Джимми долго не мог заснуть. А в городе горели огни, играла музыка, слышалось гудение динам и грохот подъёмных кранов. Океан тихо плескался о берег острова, на котором происходили непонятные вещи.
* * *
Тут наступает психологический момент, когда наконец надо честно открыть карты и объяснить читателю, кто же такой Ван и какую роль играет этот загадочный молодой человек в романе.
Ван, потирая ушибленное колено, добрался до 10-ой авеню и вошел в подъезд некоего учреждения, хорошо известного всему сколько-нибудь грамотному населению Штатов.
Ван поднялся на 18-й этаж и, пройдя по длиннейшему коридору, постучал в дверь кабинета своего патрона.
- Алло. Войдите.
Ван вошёл. В строго деловом рабочем кабинете за высокой конторкой сидел пожилой, бритый, худощавый человек и курил трубку. Рядом с ним на стуле валялась скрипка. Его серые со стальным оттенком глаза небрежно скользнули по Вану и снова опустились в газетную статью, обведённую синим карандашом.
- Садитесь, Ван,- сказал он.- Не надо мне ничего говорить. Я знаю всё. Вы потерпели неудачу по всем фронтам. Профессор исчез бесследно, несмотря на то что вы дважды ездили в Нью-Линкольн.
Ван слишком хорошо знал своего великого патрона и учителя, чтобы удивляться.
- К сожалению,- продолжал джентльмен с трубкой,- я сейчас не могу лично заняться профессором Грантом. В данный момент я занят разоблачением негодяя Мурфи, который на днях открыл свой филиал в Бостоне.
- Да что вы говорите!
- Представьте себе. Впрочем, этого следовало ожидать после тех сетей, которые мы ему расставили в Мексике. Да, но вот что меня смущает, дружище Ван...
- А что именно?
- Гм.
Глаза худощавого джентльмена блеснули. Он, не торопясь, выколотил трубочку о каблук и сыграл на скрипке серенаду Брамса.
- Вот что меня смущает. Если мы не захватим вовремя профессора Гранта и он успеет наделать шуму, из наших рук будет выбито главное оружие против негодяя Мурфи. Вы меня понимаете?
Ван похолодел.
- Это пахнет провалом всего дела.
- Пожалуй,- задумчиво возразил патрон и прибавил с лукавой усмешкой: Если мне, конечно, не удастся его обезвредить до тех пор, пока профессор откроет рот.
Ещё раз Ван изумился силе дедуктивных построений этого седоватого, худого и длинного человека с нервным, строгим лицом и характерным, слегка орлиным носом с хрящеватой горбинкой.
- Я предвижу, что вы будете сейчас удивляться моим выводам, но всё-таки я скажу вам: немедленно поезжайте в Нью-Линкольн и как следует осмотрите комнату исчезнувшего Джимми Стерлинга. Я уверен, что ключ находится именно там. Не пренебрегайте мелочами. В случае чего телеграфируйте. Ну, как вам понравился пост министра розысков?
- Вы... знаете... даже... это?
- Ещё бы! - Патрон похлопал по вечернему выпуску газетного треста и погрузился в задумчивость.
Ван понял, что аудиенция окончена. Он вышел на улицу и поехал на вокзал.
Теперь, после слов учителя, он был уверен, что его репутация будет восстановлена.
Оставшись один, патрон сыграл на скрипке старинный ноктюрн русского композитора Рахманинова и сказал:
- Хороший парень этот Ван, но имеет крупный минус - рассеян. Вот теперь и возись с этим минусом.
* * *
Заметьте себе, читатели: минусом. Подчёркиваю.
* * *
Ван, как вихрь, пролетел на велосипеде мимо трактира "Хромой фонарь" и остановился возле дома архитектора. Дом был заколочен.
"Что за чёрт!" - подумал Ван.
Мимо него проходил местный негр. Ван подозвал его и, сунув в чёрную руку новенький серебряный доллар, спросил:
- А скажи-ка, любезный, почему дом архитектора заколочен?
Негр оскалил белые зубы.
- Как, разве масса ничего не знает? С тех пор как исчез Джимми, архитектор запьянствовал, и теперь его отправили на лечение в Сан-Франциско. Что касается тёти Полли, экономки, то она вышла замуж за садовника исчезнувшего профессора Гранта - Свена, и в данный момент они совершают свадебное путешествие на дирижабле "Полигимния". Как же! Об этом знают все, по крайней мере, на двадцать пять миль в окружности.
- Тем лучше,- сказал Ван.- Ты честно заработал свои сто центов. Можешь пропить их у старика Бобса. Ступай.
Негр пошёл в "Хромой фонарь", а Ван перескочил через забор архитекторского сада и пополз, как змея, по высокой и мокрой траве.
Проникнуть через окно в комнату Джимми для Вана не составляло особенного затруднения. Ведь вся его профессия состояла в искусстве проникать в жилые помещения через окна.
Точнейшим образом применяя приёмы своего учителя, Ван детально обыскал всю комнату. Он не пропустил ничего. Но следов никаких не было. Ван уже собрался ехать обратно, примирившись навсегда с погибшей репутацией, как вдруг его внимание привлёк раскрытый на столе географический атлас.
Сейчас же Ван вспомнил карты полушарий в кабинете профессора Гранта. Ван бросился к атласу. Последний был открыт на Атлантическом океане. Ван вытащил из кармана лупу и провёл ею над картой.
Крик восторга вырвался из его груди.
Крошечный, уединённый островок западнее Капштадта был отмечен крестиком.
Ван выдрал из атласа карту, тщательно уложил её в бумажник и, насвистывая туш, вылез из окна.
Через пять минут он уже телеграфировал своему патрону:
"СЛЕД НАЙДЕН. ВЫЛЕТАЮ КАПШТАДТ. РЕПУТАЦИЯ БУДЕТ СПАСЕНА. ПЕРЕВЕДИТЕ 5000. ВАН".
23. Я буду краток - пошли вон!
Однажды Батист сказал Галифаксу:
- Мой друг, мне кажется, что нам пора упрочить своё положение. Я делал всё возможное, чтобы заслужить расположение народа, и я его заслужил. Но рабочие... рабочие... Я не понимаю, чего они хотят? Смокинги им не обольстительны, повышение чаевых их не устраивает, приготовления к войне с СССР вызывают в них отвращение.
- Это верно,- вздохнул Галифакс.
- Когда я был лакеем у шестнадцатого секретаря Матапаля,- продолжал Батист,- честное слово, мне было легче жить. Тогда я, по крайней мере, твёрдо знал, что от меня требуется. А теперь - не знаю. Одним словом, надо устроить что-нибудь экстраординарное.
