Виктор Вучетич - Искатель. 1981. Выпуск №3
Чудо-дерево, облегчающее жизнь человека…
Как бы не так!
Вероятно, все начинается именно с этого. Сколько нужно линорских растений, чтобы выкачать все золото с одного, скажем, гектара нашей терпеливой, но небогатой земли? Одно, максимум… Но в земле, хоть она и бедна, есть и другое. Углерод, азот, кремний — не счесть всего, что можно отнять у земли. Так возникают на ней инопланетные смешанные леса. Каждое дерево сосет из почвы свое, и каждое требует индивидуального ухода. И к каждому ставят по человеку, чтобы ухаживал за деревом, охранял. И реализовал его плоды. Каждый по себе. А что делать тому, кому не достанется своего дерева? Все мы дышим теперь воздухом, которым безвозмездно снабжают нас эти чудо-растения. Мы постигаем точную науку обмена и становимся все больше не от мира сего, а от мира того — от Линора с его голубыми и розовыми красками. Нам становятся все ближе и все понятнее его обитатели, которые выращивают каждый свое дерево и затем обмениваются плодами. И мы становимся совсем другими людьми…
Быковец потянулся к стеллажу за следующим контейнером. Тот стоял высоко, на втором этаже, и скафандр, скользнув штанинами по плечам, с шелестом упал на пол: Быковец не заметил, когда на груди развязался узел. Он наклонился за скафандром и внезапно ощутил слабость в коленях. Ноги устали. Казалось бы, ничего особенно не делал, но очень долго стоял на ногах. Слишком долго для человека, приученного к сидячей жизни. Приученного сидеть и не рыпаться…
Он оглянулся назад, на плоды своих сегодняшних трудов.
Рядом с опустевшими стеллажами тянулся извилистый ряд ящиков, наполненных пеплом. Довольно много уже, не вдруг сосчитаешь.
Он закрыл очередной ящик, опустился на его крышку и некоторое время сидел расслабившись, отдыхая. Потом натянул скафандр, предварительно переложив ключи в его левый нагрудный карман.
Скафандр был легкий, почти не стеснял движений. Мягкий шлем свободно висел за плечами, подобно капюшону дождевика.
В трюме стояла тревожная тишина. Хрипящая телекамера осталась позади, затерявшись среди ящиков с черной пылью, и до ушей Быковца уже не доносились звуки, которые она издавала. В той стороне извивался неровный ряд вскрытых и обработанных ящиков; впереди, справа и слева, насколько видел глаз, тянулись двухэтажные стеллажи, залитые белым искусственным светом. Быковец занимался пока правым рядом, но продвинулся не более чем на одну десятую часть пути до конца трюма.
Пройдено 10 процентов пути. Даже пять, если учесть дорогу назад с работой в левом ряду. И неизвестно, что ждет впереди. План трюма Быковец знал: приблизительно 150 метров сплошных стеллажей, посередине слева воздушный тамбур, еще один выход из корабля, а в конце — титановая стена, отгораживающая грузовой трюм от энергетического сердца корабля — реакторного зала. Но неожиданность может подстерегать на каждом шагу. А их все еще оставалось примерно две сотни. Например, роботы, охраняющие реактор. Где они? Неужели руководство предусмотрительно упрятало их за бронированные двери?..
Да, настало время осмотреться. Зачем уподоблять себя страусу, сунувшему глупую голову в желтый песок? Но главное, конечно, не это.
Быковец поднял излучатель, посмотрел на счетчик заряда. Тот стоял на нуле. Даже так. Быковец прицелился в один из контейнеров и нажал на спуск. Ничего не последовало. Он бросил использованный инструмент в кучу пепла. Стало совсем неуютно. Пора. Небольшая прогулка не повредит.
Он медленно и осторожно, всматриваясь вперед, шагал по пустому узкому коридору, образованному двухэтажными стойками. Неудачно получилось, но будем надеяться на фортуну. Почти невесомый скафандр согревал лучше меховой шубы. Красочные этикетки на ящиках били в глаза, как афиши с рекламных щитов: «Уран», «Платина», «Нефть»…
Стеллаж слева наконец прервался. Короткое ответвление в нескольких метрах завершалось закрытым люком воздушного шлюза.
Дверь была точной копией той, за которой совсем недавно — а кажется, миновали сутки! — Быковец при содействии старшего штурмана Петрова обзавелся скафандром и пистолетом. Стандартизация! Он достал ключ из кармана скафандра.
Одинаковые двери — если они по-настоящему одинаковы — всегда открываются одинаковыми ключами. Стандартизация! Все воздушные шлюзы «Люцифера» и других гипертанкеров можно открыть одним и тем же ключом. Один ключ для всех трюмов, один для всех тамбуров, один для всех реакторных залов…
Быковец повернул ключ. Дверь распахнулась.
Внутри тамбур выглядел неотличимо от того, коридорного. Стандартизация! Такие же скафандры, баллоны с воздухом, точно такие же лучеметы…
Быковец запихнул за пояс четыре пистолета в футлярах и взял в каждую руку по мощному длинноствольному излучателю. Тяжелые, с хорошим ресурсом. Он вышел из тамбура, прикрыл за собой дверь. На ключ запирать не стал — к чему? Все равно он здесь один и еще долго будет один.
Он осторожно выглянул в коридор. Пусто. Ну что ж, момент они упустили. Другого, видимо, не представится. Но он пока не пошел дальше по проходу, ведущему в кормовую часть «Люцифера», к реакторному залу и роботам-стражникам, а вернулся назад, на свое место. Громадные горы пепла произвел ты сегодня, Семен Быковец. А что будет, если попробовать для интереса не желтые семена сеять в землю, а удобрять ее этой черной линорской пылью?
Быковец поставил оба ружья за ящики с семенами. Положил рядом два излучателя в футлярах. Посмотрел и одобрительно улыбнулся: хорошо замаскировано, чужой не найдет. «Да от кого ты их прячешь? — мысленно выругал он себя. — И вправду «шпятил», Семен Быковец…»
Освободив оставшиеся два пистолета от футляров и сунув их за пояс, Быковец пошел дальше, пересчитывая стерилизованные ящики. Сорок две штуки. Не так много, но и немало. Во всяком случае, начало положено, и не такое плохое.
— Семен Павлович! — произнесла вдруг изувеченная телекамера (а он-то и думать забыл про нее) ясным голосом главного штурмана. — Отзовитесь, призываю в последний раз. Я — Веденский, ваше непосредственное начальство.
Быковец удивленно посмотрел на коммуникационного робота. Неужели этот примитивный автомат способен к регенерации? Тогда нужно держать ухо востро. Впрочем, восстановить электронные цепи нетрудно. Гораздо легче, чем развороченное шасси. Так что волноваться пока преждевременно…
— Здравствуйте, Борис Григорьевич, — вежливо сказал он. — Давно не слышал вашего голоса.
— Не лгите, вы слышали его десять минут назад, — сказал Веденский. — Но не будем напрасно спорить. Семен Павлович, я ожидаю, что вы объясните нам смысл своих бессмысленных действий. Для чего вы заперлись в грузовом трюме? На каком основании вывели из строя два дорогостоящих механизма и нарушили герметичность обзорно-смотровой палубы? Как могли осмелиться поднять оружие против ваших товарищей, с риском для жизни пытавшихся вам помешать? Наконец, почему вы не откликаетесь, когда к вам обращается старший по званию? Что означают все эти неслыханные нарушения устава и дисциплины? Я требую объяснений.
