Николай Борисов - Зеленые яблоки
— Выходи, — заревел он. — Выходи, Иуда!..
За его спиной щелкнул замок, это закрылась дверь, через которую он выбежал в коридор. С площадки коридора начиналась лестница во второй этаж. Марч занес было ногу, но остановился, услышав хорошо знакомый смех. Марч принялся колотить руками в дверь, за которой, по его мнению, скрывался Стром.
— Эй вы, Стром, выходите! Я погорячился. Пожалуй, я действительно хватил лишнего…
Ответа не было.
— Стром, — сказал он, — вылазьте немедленно.
— Мы еще встретимся, Марч, — раздалось сверху.
— Стром! — закричал Марч, и эхо ответило ему из вестибюля. Бормоча ругательства, Марч стал подниматься вверх. На полпути к первой площадке он услыхал над головой смех. Взглянув наверх, Марч увидел над собой ненавистное лицо и успел заметить падение тяжелой гири… Он поспешил посторониться, — но было поздно. Через секунду он уже полумёртвым катился по лестнице.
— Готово, Мильфорд, выбрось падаль…
— Есть, сэр…
Взвалив на спину полумертвого Марча, Мильфорд потонул в тумане. Он нес его к Темзе, чтобы сбросить труп в холодные воды. Не доходя до моста, он услышал шум и, бросив Марча на подъезд ближайшего дома, бросился бежать.
Пробежав квартал, Мильфорд остановился, выстрелил и побежал снова.
Спасшись из «Девятки треф», Айрис большими глотками жадно впивала в себя воздух, но мертвящая тишина спящего города ее давила.
И как раз в то мгновение, когда она это подумала, кристально-чистая тишина внезапно нарушилась. Где то совсем близко, в каких-нибудь ста метрах, прогремел выстрел. Бум!.. — повторило эхо среди спящих домов, — бум… бум… — пронеслось невидимыми кругами над дремлющими водами Темзы и унеслось дальше с ветерком, ласкающим своды нежной листвы. Выстрел. Револьверный выстрел.
Еще несколько мгновений царила тишина, затем раздались какие-то непонятные звуки: дверь, что ли, затворилась, были ли это убегающие шаги. Айрис, стоявшая на мосту, пришла в себя.
— Кто мог стрелять этой ночью?.. Надо посмотреть, надо действовать.
Она оставила перила моста, за которые держалась, и поспешила в тот переулок, из которого, как ей показалось, раздался выстрел.
Но как она ни искала, она ничего не могла найти.
Переулки, извивающиеся по направлению к центру, мирно спали, и выстрел, разбудивший эхо, не разбудил больше никого. Айрис прошла один переулок за другим, но все они были пустынны. Неужели ей приснилось. Она бросила поиски и из лабиринта переулков вышла к мосту.
Прямо на ступеньках лестницы одного из домов перед ней лежал человек. Он лежал и судя по всему был мертв.
Айрис провела рукой по лбу.
Дом был как раз против того места, на котором она за несколько минут до того стояла. Дом спал тогда, он спал и теперь. Откуда бы выстрел ни раздался, но только не из этого дома, — в этом Айрис готова была поклясться.
Но кем мог быть неизвестный, лежавший перед ней? И жив он или умер?
Он был жив.
Когда она положила руку ему на сердце, она ясно почувствовала, что оно бьется. Кроме того, из горла у него вырывался тяжелый хрип. Но почему он лежал?
Достаточно было поверхностного осмотра, чтобы выяснить причину. На виске зияла длинная рана, точно борозда в кроваво-красной земле. Волосы слиплись от крови, и кровь залила весь правый глаз, так что он производил впечатление кровоточащей раны.
— Джеральд! — вскрикнула Айрис. — Джеральд!..
Она только хотела подняться, чтобы позвать на помощь, как на плечо легла тяжелая рука:
— Вам следовало бы действовать попроворнее, если вы принялись грабить. Вы арестованы!..
Очень кстати явился полисмен. Не слушая объяснений Айрис, он поднес к губам свисток и засвистел.
— Не тратьте зря ваших слов. Они вам очень скоро пригодятся. Это вы, Керкинк? Скорей вызовите карету «скорой помощи», а я тем временем присмотрю за ней. Но только скорей!..
Айрис не успела опомниться, как очутилась в тюремном автомобиле, который умчал ее в тюремный замок…
Часть третья
Happy end!
Глава I
Полуночная свадьба
(Стефан Цвейг)
Шестьдесят четыре человека осужденных, мужчин и женщин, сидели, забитые в беспорядке, под низкими сводами погреба, в темноте, с запахом винных бочек и гнили.
Жалкий огонь в камине скорее тускло освещал, чем согревал.
Большинство в оцепенении лежало на соломенных матрацах.
Некоторые писали на единственно разрешенном деревянном столе, при колеблющемся свете восковой свечи, прощальные письма.
Они знали, что жизнь их прекратится, раньше чем угаснет в этом холодном месте синеватый, дрожащий огонек свечи.
Неподвижно и безмолвно уставились они в темноту, как в преддверии могилы, ничего больше не ожидая и ни с чем не обращаясь больше к живущим.
Вдруг послышались тяжелые твердые шаги, загремели ружейные приклады и заскрипел ржавый засов.
Все вздрогнули.
— Неужели за нами?
От притока холодного воздуха через открытую дверь всколыхнулось синее пламя свечи.
Но скоро улеглась внезапно вспыхнувшая тревога.
Тюремщик только что доставил дополнительную партию человек в двадцать осужденных и безмолвно, не указывая места в переполненном помещении, свел их вниз по лестнице.
И снова застонала тяжелая железная дверь.
Только что доставленные почувствовали враждебность своих предшественников.
И раньше под сводами царила ужасная тишина, теперь она стала еще мрачней.
И звонкий, ясный, как будто из другого мира попавший, внезапно прорезал эту тишину крик, светлый, сверкающий крик, который непреодолимо разрушал безучастность, подавленность этого покоя.
Айрис, прибывшая вместе с другими, вдруг встрепенулась вся, протянула руки и с восторженным криком:
— Джон, Джон, — бросилась к молодому человеку, который в стороне от других стоял, прислонившись к решетке окна и, в свою очередь, рванулся навстречу к ней.
И как два пламени одного огня горели они телом к телу, губами к губам, так тесно сжимая друг друга, что, когда внезапно слезы восторга полились по их щекам, рыдание, казалось, рвалось из одного горла.
На одно мгновение отделились, не веря, что в действительности чувствуют друг друга, и, испуганные избытком невероятности, снова сжали один другого в еще более пламенном объятии.
Они плакали, говорили, рыдали, кричали, одним общим дыханием потонув в бесконечности своего чувства, совершенно не обращая внимания на присутствовавших изумленных, и изумление это вернуло их к жизни и заставило приблизиться к действительности.
