Юлия Андреева - Изнанка веера. Приключения авантюристки в Японии
В итоге три месяца ушли у девушки на адаптацию и работу со страхом произнесения слов. Вопрос – что в этой ситуации послужило в большей мере травмирующим фактором: шесть месяцев работы за границей, или столкновение с непониманием дома?
Языковая помесь
Живя в Японии я много писала. Нужно было как-то абстрагироваться от скучной гримерки, в которой мы сидели, от множества ограничений, накладываемых нашим бытом и работой. Во время первой поездки в голову лезли исключительно стихи, все попытки писать прозу обрывались едва начавшись.
В Японии невозможно писать о Японии и о приключениях, происходящих с нами, потому что там мы говорим на странной смеси трех языков, которые сплетаются в наших головах подобно магическим канатам, и я уже не понимаю, где кончается один язык и начинается другой.
Некоторые слова и выражения в японском языке практически непереводимы. Как например, перевести на русский слово «гэнки»: «Гэнки дэс ка?» Обычно переводиться «Как дела»? Но на самом деле «гэнки» не просто «дела». Этим же словом называют витамины, дающие энергию, силу, здоровье и красоту. То есть, «гэнки» – это жизненная энергия, тонус, харизма. Это когда все получается, это попутный ветер, радость и удача, когда вас несет по жизни, когда вам везет и вам все рады.
Один редактор, выслушав мои сожаления по поводу невозможности подобрать аналог из одного слова к японскому «гэнки», после минутного размышления выдал: «гэнки» можно перевести как «прет».
Я сразу же живо представила себе, как девяностолетняя бабушка будет спрашивать свою соседку: «Ну что госпожа, Судзука, прет тебя нынче?» и затосковала еще больше.
Японский – образный и красивый язык. Возьмем, к примеру «онака суйта» – буквально «живот пустой». У нас же переводиться сухо и неинтересно – «голоден».
Мы больны японским, который вошел в нашу кровь и плоть, сделавшись частью нас.
Одна украинка рассказывала, что возвращаясь домой, больше всего боялась, как бы на русско-украинской границе тамошние бандюганы, прознав о японских гастролях, не убили ее и не забрали вещи и деньги. Мы тоже боялись этого, возвращаясь из первой поездки. Но надо признать, что на Украине все значительно хуже и опаснее.
Девочку встречала мама в Москве, переодела, перепаковала вещи, привезла украинский паспорт – словом сделала все возможное, чтобы на границе представить свою дочь как отдохнувшую на каникулах у бабушки в России и теперь возвращающуюся домой.
Все шло более или менее гладко, они сели в видавшую виды машину, за рулем был посвященный в страшную тайну и оттого ни живой ни мертвый от страха сосед. Поехали.
На российско-украинской границе выстроилась длинная череда машин. Почему-то не пропускали. Уставшая от бестолкового сидения девушка не выдержала и, вопреки запретам матери, пошла сама разбираться с пограничниками.
Она заявила им, что она не террористка и не бандитка, а полноправная гражданка Украины. Что жила полгода у бабушки и теперь возвращается домой к маме, что она прописана в Харькове, имеет свой сад и огород. Словом много всего наговорила.
Через полчаса пограничник вернул документы и разрешил машине проезжать.
– Вот видишь, как я могу все улаживать и находить общий язык с незнакомыми людьми, – хвастливо заявила дочь побледневшей матери. – Это все моя работа – приучила общаться с разным народом и со всеми находить взаимопонимание. Так-то.
– Так да не так, – подал голос молчавший до того водитель. – Ты же полчаса тараторила с пограничником по-японски!
ВТОРАЯ ЯПОНИЯ
Добро пожаловать в ад!
Вторая Япония – это странное словосочетание, но мы так привыкли. По номеру поездки. Вторая Япония – в какой-то степени все легче: и едешь уже не невесть куда, а в страну, в которой была, немного знаешь язык, в записной книжке есть телефоны знакомых. Вообще, быстрее ориентируешься и адаптируешься в новых условиях.
Когда я уезжала в мою вторую Японию в аэропорту со мной была вся семья и никто не плакал и не волновался, ну разве что самую малость. Было такое ощущение, что я еду не на полгода в чужую страну, а к бабушке на каникулы.
Девчонки балагурили, фотографировались с друзьями, взвешивались на багажных весах.
Нас не смутила даже пауза между авиарейсами – восемнадцать часов, которые предстояло проскучать во Франкфурте.
Русский народный дуэт, состоящий из заморенных жизнью домохозяюшек держался от нашей группы особняком. Для них, так же как и для меня, эта поездка была второй и они делились друг с дружкой впечатлениями.
Первая Япония для этих девушек случилась лет десять тому назад, когда на заре перестройки с лязгом и скрежетом рухнул железный занавес и первые отчаянные головушки устремились на покорение чужих земель.
Бедненькие, они до сих пор жили в ощущении парения от той поездки, очарованные тогдашними, непуганными и неискушенными японцами.
В те, ставшие уже легендарными времена все русское было в моде во всем мире, так что за погляд «сказочных советских красавиц» платили бешеные деньги.
Изящным движением клиент брал золотой волос с костюма понравившейся ему девушки и клал его в бумажник, возмещая потерю одним маном (приблизительно 100 долларов).
Мы не могли объяснить идеалисткам, что «той» их Японии уже больше нет, как нет и бесплатного сыра. Никто уже не будет глазеть на белокурую девочку за деньги, никто ничего не даст просто за красивые глаза. Всего нужно добиваться талантом и трудом. Танцуй, пой под караоке, умей завести разговор, предложив интересную тему, найди ключик к сердцу клиента, пойми, что ему нужно, зачем он приперся в этот самый клуб, чего ему не хватало в его обыденной жизни. Проникни в его мечты и тайные желания и пообещай воплотить их.
О, это целая наука – «разводить японских кроликов». Это великое искусство, психология и образ жизни.
Нашим бедным кумушкам только предстояло узнать это, и мне было их искренне жаль.
Когда после традиционного знакомства с руководством нас отвезли в предоставленные клубом «апартаменты», испугались все.
Микроавтобус в котором нас привезли, остановился возле воняющего бензином открытого гаража.
Навьюченные своими вещами мы прошли мимо машин и не без труда поднялись по узкой крутой лесенке, продолжением которой был узкий и грязный коридор. В конце этого коридора и была наша комната. Слева от двери располагались двухэтажные деревянные нары в шесть отсеков, справа столик с зеркалом, мимо которого можно было протиснуться лишь боком. Картину довершал календарь на стене, в котором косыми крестами были кем-то перечеркнуты проведенные в Японии дни.