Яков Рыкачев - Коллекция геолога Картье
— Рад вас видеть, мосье Брокар! Вы, кажется, свободно говорите по-английски?.. — Брокар кивнул. — Мистер Стамп уже познакомил меня с вашим исследованием. Я в восторге, мистер Брокар…
— Ну что вы… — смущенно произносит Брокар.
— О, не скромничайте, мистер Брокар! — продолжал петь хозяин. — Не умаляйте своих ученых заслуг! Я понимаю, конечно: настоящим исследователям дорога не столько слава, сколько истина! И все же я прошу вас проставить ваше имя на этой рукописи, которой вы отдали столько труда…
Он достал из ящика стола и протянул Брокару копию рукописи Анри Картье.
— Вот здесь, дорогой метр!
Брокару оставалось вооружиться авторучкой и начертать на заглавном листе рукописи свое имя и фамилию. Так изобретатель самодельных румян и лекарственных снадобий одним взмахом пера превратился в африканского путешественника и ученого-геолога.
Приняв рукопись из рук Брокара, толстяк передал ее Стампу.
— Вот и все, дорогой метр. Не могли бы вы вылететь сегодня в сопровождении мистера Стампа за океан? Это совершенно необходимо.
— Раз необходимо… — ошеломленно произнес Брокар.
— В таком случае разрешите вручить вам некоторую сумму на расходы. Здесь тысяча долларов.
— Благодарю, — пробормотал Брокар и неловко засунул в брючный карман увесистую пачку зеленых бумажек.
— Прошу вас расписаться, метр…
Брокар расписался.
— Самолет вылетает через три с половиной часа. Обо всем позаботится мистер Стамп, вы должны полностью ему довериться. — Толстяк привстал, в глазах его сильно поубавилось ласковости, голос звучал суховато. — С этим я отпускаю вас, метр. До свидания!..
Вся процедура длилась не более десяти минут. Когда они вышли за ограду и уселись в машину, Стамп шепнул Брокару в самое ухо:
— Понял? О н и предпочитают считать тебя автором рукописи. — И добавил: — И м не к лицу иметь дело с… проходимцем…
Брокар смолчал, ему было не до обид. Он находился в странном, непривычном состоянии. Его закружила какая-то мощная сила, и он решил не противиться ей, куда бы она ни вынесла его. Лишь бы только не возвращаться назад, к прошлому, в убогое жилище, где он похоронил двадцать лет своей жизни. За океан так за океан! Будь что будет!..
— Где тебя высадить? — спросил Стамп, когда машина въехала в город.
— Да хоть здесь.
— Помни: ровно к трем ты должен быть на аэродроме Орли! Самолет на Вашингтон!..
— Ладно… А скажи, пожалуйста, что это за «ассоциация помощи»? Кому они помогают?
— Себе! — усмешливо бросил Стамп, и машина рванулась прочь.
Приняв обычные предосторожности против возможной слежки, Брокар первым делом направился к Жанне Бове.
— Я улетаю за океан, Жаннетта! — сказал он, и едва ли не впервые уловила она в его голосе живое человеческое волнение.
Но Жаннетте было невдомек, что ее друг взволнован не разлукой с ней, а поворотом в своей судьбе.
— Боже мой, мосье Эмиль! Зачем же это?
— Дела, Жаннетта! Большие дела!..
— Я так счастлива за вас, мосье Эмиль… Только, бога ради, будьте осторожны!..
— А ты не забывай, Жаннетта, что моя жизнь и свобода в твоих руках! Ну-ка, — добавил он с веселой игривостью, — как фамилия депутата?
— Ну что вы, мосье Эмиль, — на ее блеклое лицо всплыла из каких-то глубин кокетливо-жалкая улыбка. — Конечно же, Альфред Кулон, депутат от департамента Гаронны.
— Молодчина! А теперь за дело…
Вскрыв тайник, Брокар занес в документ все события своего последнего дня в Париже. Он не знал, правда, ни фамилии, ни имени толстяка, но зато подробно описал местонахождение и внешний вид дома, где помещалась загадочная «Американо-европейская ассоциация помощи». Закончил он свою запись словами, в которых явно сказалось его душевное состояние:
«Сегодня, 26 мая, в три часа, вылетаю с названным Альбером Стампом за океан, в Вашингтон!»
— Прощай, Жаннетта! Знай же: если до двадцать шестого июня не будет от меня вестей, выполни свой долг!
— До свидания, мосье Луи… — она робко притронулась своей рукой к руке Брокара. — Я так привыкла к вам, мосье Луи… простите…
— Ладно, ладно… — не без смущения заключил Брокар, повернулся и вышел из квартиры.
Заехав домой, он упаковал в чемодан самые необходимые вещи и отправился на аэродром. Тут, на площадке, откуда стартовали самолеты на Вашингтон, он увидел Стампа и возле него стройную, рослую, светловолосую девушку с большими, широкого разреза, фарфорово-голубыми глазами.
— Познакомься, Клод, это мой друг, Эмиль Брокар, геолог. А это моя племянница.
19. КУРС — НА ВАШИНГТОН!
Если не считать недавней деловой поездки в Лондон, Брокар всю свою жизнь провел в Париже и только в мечтах посетил в качестве богатого туриста все крупнейшие столицы и самые комфортабельные курорты мира. А сейчас он взаправду летит через океан на мощном лайнере в столицу Соединенных Штатов, в бумажнике у него лежит тысяча долларов, а впереди ждут его миллионы, и это уже не пустая мечта вечного неудачника. Он полулежит в глубоком удобном кресле и отдается чудесному ощущению покоя и беззаботности, твердо уверенный, что в это самое время парки, богини судьбы, неустанно прядут нить его счастья.
Время от времени Брокар поднимает склоненную голову и с интересом оглядывает ряды кресел, в которых расположились его попутчики. Все это, видимо, люди весьма почтенные, совсем не под стать ему: крупные дельцы, администраторы, военные, быть может, министры, конгрессмены, депутаты и, похоже, на том конце длинной кабины две голливудские кинозвезды: уж очень у них шикарный вид и свободные жесты, к тому же они дьявольски красивы!
Что же, скоро и он, Брокар, сможет войти в качестве полноправного члена в это избранное общество. Уж во всяком случае он не уступит им ни в уме, ни в образовании, ни в манерах. Взять хотя бы его соседа слева: квадратная, кабанья голова на толстой, бесформенной туше, тяжелый взгляд мутных глаз, толстые фиолетовые губы апоплектика. За два часа полета он только раз повернулся к Брокару и нагло прохрипел:
— Время?
Брокар ответил ему на это с педантичной, язвительной вежливостью:
— Пять часов, восемнадцать с половиной минут, сэр!..
Этот тип, похожий на карикатурного миллиардера из левой газеты, даже не поблагодарил его. Вообще-то пора кончать со всякой угодливостью, он, Брокар, должен чувствовать себя среди этих людей, как равный. Ведь он и внешне ничем, в сущности, от них не отличается: одет он со вкусом согласно моде, у него отличное белье, носки, ботинки, дорогие часы-браслет, строгое, энергичное, хорошо выбритое лицо джентльмена. А в Вашингтоне он еще пополнит свой туалет.
