Леонид Млечин - Мир приключений 1985. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов
Имаи не мог объяснить даже самому себе, что именно его настораживало в этом человеке с уверенными движениями, но, когда тот поднялся, инспектор, расплатившись за суп, к которому не притронулся, осторожно последовал за ним. Имаи встал за углом и увидел, что неизвестный, приостановившись у витрины, проверился, и сделал это вполне профессионально. Это усилило подозрения Имаи.
В соседнем переулке человек сел в синюю «короллу» и уехал. Имаи отыскал ближайший полицейский пост и попросил установить, кому принадлежит автомобиль — номер он запомнил.
Был дан приказ всем постам и патрулям найти синюю «короллу», номер которой сообщил Имаи. Однако никаких сведений не поступило. Машина и ее водитель исчезли.
Имаи не находил себе места, то и дело заглядывал к сотрудникам дежурной службы, которые однозначно качали головой. В отделе ему сказали, что из Токио звонил его старший брат, но Имаи был в таком напряжении, что не обратил на это внимания. Синяя «королла» принадлежала солидной прокатной фирме.
— Тут явно какая-то махинация. Тот, кто брал машину, записал на карточке свой адрес, — рассказывал младший инспектор, который по просьбе Имаи ходил в офис фирмы. — Я проверил: там находится склад известной торговой компании.
Не дослушав, Имаи опять пошел к дежурным — новостей по-прежнему не было.
— Может быть, он сменил номер? — предположил кто-то. — Он не мог заметить, что ты за ним следишь?
Имаи пожал плечами. Гадать бессмысленно.
В десять часов вечера, когда Имаи, одурев от многочасового ожидания, задремал в кресле, его разбудили. Машину, которую он разыскивал, час назад видели на той самой дороге, где Касуга сбил ночью человека.
…Его явно били. Увидев кровоподтеки на лице, Аллен нахмурился. Японца, имя которого значилось в шифровке штаб-квартиры ФБР, привязали к креслу так, что он не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой. Перестарались. В глазах японца, вскинувшего голову, когда появился Аллен, был страх. Исида сидел без пиджака, в одной рубашке. Аллен заметил, какой он худой и маленький. «Впрочем, — подумал он, — японцы все такие, за исключением тех, кто родился в шестидесятые годы, — они уже росли на мясе и витаминах, которые мы, американцы, принесли в эту страну».
Аллен посмотрел на часы — из-за плотно зашторенных окон и ослепительно яркого света ламп терялось чувство времени. Высокий блондин подошел к нему.
— Четыре часа с ним работали, — он кивнул на Исида, — прежде чем раскололся.
Блондин тоже был в одной рубашке, под которой бугрились мощные узлы мышц. Аллен задумчиво посмотрел ему в глаза.
— Можем заставить его рассказать еще раз специально для вас, предложил Аллену блондин, — а нет — в соседней комнате мы установили магнитофон. Сейчас ребята напечатают показания на машинке и дадут ему подписать. Магнитофонная лента ведь не документ.
Дверь в соседнюю комнату приоткрылась. Оттуда высунулась голова Росовски.
— Идите сюда, Эдвард, — хриплым голосом произнес он, — послушайте, что он рассказал. Боже мой!..
Ожидая, пока Ватанабэ спустится из своего номера (там говорить не хотелось, лучше выйти на улицу), Морита внимательно изучал свод правил, вывешенных администрацией «Саппоро гранд-отель» в просторном холле. Появившийся из раздвинувшихся дверей лифта Ватанабэ с трудом скрыл удивление по поводу внезапного приезда на Хоккайдо таксиста Морита.
Когда они вышли на улицу, Ватанабэ спросил:
— Что-то случилось?
Морита молча кивнул. Они подошли к машине Ватанабэ, он распахнул перед Морита левую дверцу. В машине Морита протянул ему несколько отпечатанных на машинке страниц.
— Нам удалось довольно много раскопать об этом человеке. Читай внимательно и запоминай. Тебе придется…
Ватанабэ напряженно слушал Морита. Его задание усложнялось.
…Внезапному появлению Морита в Саппоро предшествовали некоторые события в Токио.
Когда магнитофонная лента с записью показаний Исида о «Храме утренней зари» кончилась, Аллен поднял глаза на Росовски:
— Надо немедленно искать подходы к этому Ямакава. Немедленно. Я еду в посольство. В спецархиве должны же были остаться какие-то документы. Мы обязаны заполучить эту штуку. Ямакава надо пригрозить разоблачением его делишек. Я отправлю туда своих людей. — Он подозвал к себе одного из сотрудников резидентуры. — Как только закончат перепечатку, — Аллен кивнул на человека, десятью пальцами выбивавшего пулеметную дробь на электрической машинке, — немедленно везите в посольство. Отправьте в Лэнгли шифровку за моей подписью. — Джек, — он понизил голос, обращаясь к Росовски, — этого японца придется убрать. Может разразиться скандал.
— Опасно. — Голос Росовски сразу стал напряженным.
— А вы что предлагаете? — вдруг взорвался Аллен. — Разве есть варианты?
— Самое простое, — вмешался стоявший рядом блондин, — отвезти в какой-нибудь отель на Сибуя. Из окна может вывалиться каждый.
— Или наглотаться снотворного, — в том же деловом тоне предложил Аллен. — Но это детали, обсудите их с Росовски.
Когда Аллен вышел, Росовски сквозь зубы пробормотал:
— Скотина. Какая скотина! Втравливает меня в такое дело, а сам хочет остаться в стороне!
Блондин повернулся к нему.
— Вы что-то сказали?
Росовски плюнул на ковер.
— Давайте к делу. У вас есть подходящая гостиница на примете?
— Ты помнишь фильм «Химико»? — неожиданно спросил Итикава.
— Да.
— Его «Двойное самоубийство» не оставило во мне следа. Он сделал этот фильм на потребу иностранцам. Нам, японцам, он не сумел ничего сказать. Другое дело «Химико».
Слегка потрескивала жаровня. К манящему теплу слеталась мошкара. Итикава в теплом кимоно, заботливо укутанный пледом, распорядился не закрывать сёдзи, несмотря на прохладу, и комната превратилась в террасу. У Итикава был удивительный сад, знатоки восхищались им. Ароматы невиданных растений, как дальние страны и детские мечты, волновали Тацуока. Но сегодня ему казалось, что ему нехорошо от сладковатых, дурманящих волн, накатывающихся на террасу.
Он бросился к Итикава, снедаемый тревогой, но не решался заговорить о своем, прежде чем хозяин сам изъявит желание его выслушать. А Итикава, встретивший его, как обычно, доброжелательно, завел разговор о кино и книгах. Привычка говорить об искусстве усилилась в последний год, когда Итикава, который никогда раньше не жаловался на здоровье, вдруг тяжело заболел и почти перестал ходить. Тацуока часто приезжал к нему, привозил лучших специалистов. Итикава удивил окружающих тем, что смирился со своей неподвижностью, хотя всегда был человеком динамичным, мобильным, легким на подъем.
