Юрий Уральский - Поиск-90: Приключения. Фантастика
— И подставить Колесова? — спросил я. — Так?
— Почему подставить? — не согласился Пискунов. — Внезапность — она штука…
— А если дверь заперта? Тогда что?
— Не подумал, — откровенно признался Пискунов.
— Думай не думай… Надо ждать.
— Опять ждать, — вздохнул Пискунов. — Ждать… Ждать…
Он замолчал и, повернувшись на бок, стал наблюдать за срубом.
А мороз все крепчал. Снег прекратился. Я вызвал по рации Ханова и велел ему идти к нам.
Прошло около часа. Ветер несколько поутих, и опять пошел мягкий пушистый снег.
Я несколько раз ловил себя на том, что борюсь со сном. Он подкрадывался исподтишка и давил на веки, которые сами собой закрывались. Это не на шутку встревожило меня. Чтобы прогнать дремоту, я схватил полную пригоршню снега и с силой потер лицо. Колючие снежинки обожгли кожу, и я даже вздрогнул от боли, но сон прошел. Расчехлив бинокль, который дал нам в дорогу начальник прииска, я принялся изучать местность. Вот только снег… А он все усиливался. Вскоре даже в бинокль уже невозможно было разглядеть предметы, находившиеся в двух десятках метров.
Бросив бесполезное занятие, я поудобнее устроился в окопчике.
Появился Ханов.
— Что вы, черти, приуныли? — опустившись на еловые лапы, спросил он.
— Тепло нынче — дефицит, — усмехнулся в ответ Пискунов.
Было уже около трех часов дня, когда из сруба вышел Локтев. Мы вжались в снег.
Локтев стоял возле сруба и озирался по сторонам. Постояв так, он исчез за углом дома. Прошло минуты две, прежде чем он вернулся, поправляя штаны.
— Утренний моцион… — тихо заметил Ханов. — Сейчас он физзарядку начнет делать…
И действительно, поозиравшись по сторонам, Локтев остервенело замахал руками и сделал несколько приседаний. Затем, подняв упавшую лыжную палку и воткнув ее в снег, исчез в пристрое.
Прошло еще минут пятнадцать, и, наконец, из дверей пристроя появился Колесов. Он так же, как и Локтев, покрутил головой, озираясь вокруг и оглядывая незнакомую местность.
Я слегка привстал и помахал ему рукой. Но он не видел меня.
Ханов легонько свистнул.
Колесов вздрогнул и, уставившись в нашу сторону, стал пристально вглядываться. Я еще раз махнул рукой, указывая направление, где мы должны встретиться. Колесов понимающе кивнул.
— Ну, слава богу!.. — я тяжело рухнул в снег.
Ждать Колесова пришлось довольно долго. Только минут через сорок он вновь появился из пристроя. Вслед за ним вышел Локтев и, приложив ладонь козырьком, стал осматривать все вокруг. Насмотревшись вдоволь, повернулся к Колесову, стоявшему с топором в руках, и что-то сказал ему. Слов разобрать было невозможно, хотя отдельные звуки его голоса долетали до нашего укрытия. Колесов молча кивал. Локтев тоже умолк и полез в карман. Достал оттуда пачку папирос «Беломор», долго копался в ней и, вытащив наконец пару помятых папирос, сунул одну себе в рот, а вторую протянул Колесову. Оба закурили.
Я, затаив дыхание и прильнув к окулярам бинокля, следил за ними.
Докурив, Локтев швырнул окурок в снег и, немного потоптавшись, вернулся в сруб. Колесов, утопая в снегу, направился в сторону леса.
Встреча была бурной. Колесов обнимал нас, хлопал по спинам и, не находя слов, повторял:
— Черти!.. Черти!.. Вот черти!..
— Рассказывай, — поторопил я. — Почему на связь к Патрушеву не вышел? Мы уж думали…
— Да запер он меня! Как пошел на работу — и на ключ. Дверь, что ли, ломать? Форточки в окне нет. Рамы двойные. Дверь бы я, конечно, вышиб, но хозяйка дома… Неудобно…
— Теперь о главном…
— В общем, так. Приехал я в Каменку, — Колесов поправил съехавшую на затылок шапку, — около шести вечера и сразу к этой… Климовой. А она меня переадресовала к своему жильцу. Фамилия Локтев. Он как раз был дома. Отдал я ему письмо от Мигалевой. А он меня и спрашивает: «Витька почему не приехал?» «Не знаю, — ответил я. — Мигалева мне ничего не говорила». Вечером, часов в десять, Локтев стал собираться на работу. Мне сказал: «Сиди здесь! На улицу носа не высовывай!» А сам щелк замочком… Прошел вечер. Наступила ночь. Я прикорнул немного. Вполглаза. Утром, часов в пять, Локтев вернулся. Ткнул меня в бок и прошипел: «Вставай! Пойдешь со мной!» «Куда?» — спрашиваю. «Куда надо, туда и пойдешь!» А сам быстренько собирает шмотки в рюкзак. Ружьецо, патроны… Приподнял половицу, достал оттуда карту и тоже сунул в рюкзак. Короче, минут через пять мы уже стояли на лыжах и топали в лес. Живет-то он видели как. На самой окраине поселка. За весь путь он со мной почти не разговаривал. Прет молча. Но уверенно! У него чуть ли не на каждом дереве зарубки. А что, собственно, произошло?
— Кража. Локтев твой совершил кражу золота на прииске, — сказал Ханов. — Охранник пошел в сортир. Локтев его там… Связал, сунул в рот кляп. А дальше было делом техники.
— А я-то думал, что это он словно с цепи сорвался? — усмехнулся Колесов. — Ясно теперь.
— С какой целью Локтев пришел сюда? — спросил я. — Выждать время? Отсидеться?
— Не знаю, — Колесов пожал своими могучими плечами. — Такой информацией не располагаю. Единственное, что могу сказать с полной ответственностью, во всяком случае сегодня Локтев никуда уходить не собирается.
— Хорошо. — Я взял Колесова за рукав телогрейки. — Как стемнеет, будем это дело кончать. Или, может, сейчас? Зачем тянуть?
— Ни в коем случае! — отрицательно покачал головой Колесов. — К срубу вам не подойти. Локтев все время поглядывает в окно. Иногда выходит в пристрой и там сквозь щели наблюдает за противоположной стороной. Так что у него круговой обзор. И еще. Кроме ружья, у Локтева имеется револьвер с четырьмя пачками патронов.
— Странно, — заметил Ханов. — Даже в тайге, где на десятки километров ни одной человеческой души, он чувствует себя неуверенно. А не ждет ли он кого-то?
— Погони ждет, — ответил Колесов.
— Если так, — не согласился Ханов, — почему не уходит? Отдохнул, выспался и… ноги в руки…
— Все, заканчиваем, — поторопил я. — Значит, ровно в восемь вечера. Сверим часы…
Вернувшись в укрытие, я еще раз внимательно осмотрел лесоучасток в бинокль. Через линзы бинокля хорошо были видны полуразвалившиеся строения. Справа от сруба стоял вагончик. Колес у него не было, отсутствовала и часть стены. Сам сруб невысок. Плоская крыша с торчащей трубой занесена снегом. С левой стороны дощатый пристрой. А вокруг голое пространство метров на сто пятьдесят.
За час до назначенного срока мы, по предложению Пискунова, перебрались в полуразрушенный вагончик неподалеку от сруба. В вагончике оказалось еще холоднее, чем в сугробе, и мороз пробирал до самых костей.
