Игорь Скорин - Ребята из УГРО
— «Не обижай без меня рыжую. Жениха ей нашел».
— Считаешь, не вяжется? — переспросил Фомин.
— Неужели ему сейчас до какой-то рыжей? Тем более до сватовства?
— Тут, конечно, Саша, ты прав, не до сватовства ему. Ну а если допустить, что речь идет не о женщине?
— О ком же? — удивился Дорохов.
— Не о ком, а о чем. Прочти-ка конец московской телеграммы.
Саша отыскал телеграмму.
— «…Никитский был в Ленинграде, искал возможность в обмен на золото приобрести иностранную валюту…»
— Стой, понял? В обмен на зо-ло-то, — по слогам повторил Михаил Николаевич. — А знаешь, как его рецидивисты называют?
Саша пожал плечами.
— Золото преступники на своем жаргоне называют рыжьем, рыжиками.
— Как же понимать «не обижай рыжую»? Чепуха какая-то.
— Не совсем. Скорее всего, это просьба или требование без него самого не трогать золото, для которого, очевидно, в Ленинграде он нашел «жениха», то есть скупщика. Ой отдаст ему золото в обмен на иностранную валюту. Вот вопрос, зачем валюта? Хотя подожди, это, пожалуй, тоже понятно. Бери бумагу, записывай нашу расшифровку. — И продиктовал:
— «Сижу в уголовке, убегу при первой возможности к маю месяцу. Пришли передачу, буду знать, что получил мою записку. Узнай, где буду отбывать наказание, и туда пусть привезут деньги и поддельные документы. Без меня золото не трогай, я нашел на него покупателя. Скоро увидимся».
— Ну как?
— Здорово, дядя Миша! Но такое распоряжение можно послать только близкому человеку.
— Наверное, Хозяин и есть этот самый человек. Хорошо, хоть мы знаем, где его искать. Думаю, что и преступление, связанное с золотом, Никитский задумал вместе с этим самым своим приятелем. Вот только кто он? С буфетчицей связан бесспорно. Пойду-ка я к начальству на совет. Пусть отправят на прииск кого-нибудь да разберутся со всеми знакомыми этой Анны. Дай-ка мне обе записки — копию подлинной и нашу расшифровку. А пока я буду ходить по начальству, напиши подробный рапорт о поездке. Смотри ничего не пропусти. Любая мелочь может пригодиться.
— Михаил Николаевич, а куда мне деть те деньги, что Анна дала?
— Сдай в бухгалтерию в доход государству.
Фомин уже приоткрыл дверь, когда зазвонил молчавший весь день телефон. Фомин снял трубку.
— Товарищ Фомин, докладывает начальник КПЗ, — прозвучал на всю комнату громкий голос — Арестованному, который числится за вами, Никитский его фамилия, принесли передачу. Разрешите принять?
— Где передача? Кто принес? — Фомин удивленно взглянул на Сашу.
— Передачу еще не приняли, — ответила трубка, — пока принесли заявление, написанное от родственников, а вот от каких — фамилию не разобрать.
— Сейчас иду. — Фомин положил трубку.
— Саша, быстро к Попову и доложи о звонке. Я в КПЗ. Нечего сказать, оперативность у Хозяина дай бог каждому, если, конечно, передача с прииска.
Попов выслушал Дорохова и велел ему оставаться у него в кабинете и не выходить, чтобы не встретиться с кем-то из приискателей, на тот случай, если Фомин вдруг пригласит их для беседы.
Саша попытался писать рапорт, но не смог вывести ни строчки.
«Вот это ловкачи! — думал он. — Передачу-то сразу за мной следом повезли».
Фомин обогнул здание управления и возле двери, через которую носили передачи или приходили на свидание с арестованными, увидел несколько человек. По существующему порядку сначала нужно было сдать заявление, а потом, когда дежурный называл фамилию, войти в помещение уже с передачей. Возле двери Михаил Николаевич увидел Веру с небольшим свертком в руках, а рядом с ней женщину в дубленом желтом полушубке, в пуховом платке. Фомину бросились в глаза белые валенки, расшитые яркими красными узорами. Довольно объемистый мешок, лежавший на крыльце, явно принадлежал этой женщине.
Заметив Фомина, Вера хотела, видно, что-то ему сказать, но увидела, как он нахмурился, отвернулась.
Фомин оглядел остальных: сгорбленная пожилая женщина, дальше, постукивая ботинками, переминался с ноги на ногу высокий парень, еще две женщины беззаботно судачили о чем-то…
Михаил Николаевич прошел в кабинет начальника КПЗ. Опередивший его Попов уже рассматривал тетрадный листок, на котором корявым почерком была написана просьба принять передачу для Григория Павловича Никитского с перечислением продуктов: туесок меда — один, калачи домашние — пять штук, сало свиное — один кусок, мясо вареное, шоколад «Золотой ярлык».
— Ну что там? — нетерпеливо спросил Попов.
— Вера пришла с какой-то женщиной, — ответил Фомин. — Я думаю, пусть примут. Только все хорошо просмотрят. — И, обращаясь к начальнику КПЗ, попросил: — Сам посмотри хорошенько, что принесли. Лучше будет, если в присутствии Никитского.
— Гляди, чтобы там разобранной пушки не оказалось, — усмехнулся Попов. — Потом зайдешь, расскажешь. Пошли, Фомин, потолкуем.
Попов зашел в кабинет к Фомину. Саша вскочил и, не удержавшись, кинулся расспрашивать:
— Что принесли? Кто?
— Вера, а с ней какая-то женщина в дубленом полушубке и в пуховом платке. Лица не рассмотрел. А вот новые поярковые валенки углядел.
— С красными узорами? Так это же Олимпиада Никоновна, та самая, что ночевать меня позвала, официантка из чайной. Надо же! Так я и знал. Видать, из одной с Никитским компании. Наверное, ее муж и есть тот Хозяин. Дома сказали, что он в тайге. И Анна говорила, что Хозяина нет на прииске. А я эту Олимпиаду и всю ее семью за добрых людей принял. — Саша явно расстроился.
— Да успокойся ты, Дорохов, — потребовал Попов. — И подробно расскажи о своей поездке, а то ведь я толком и не знаю, кто по твоим карманам шарил.
Саша, стараясь не упустить ни одной детали, стал рассказывать о своей поездке. Его переспрашивали, уточняли, действительно ли обшаривались его карманы.
— Я же сам видел. Вынесла мои вещи в кухню и давай все из карманов вытряхивать.
— А может, тебе, Саша, все это приснилось? — усомнился Фомин.
— Не успел я, дядя Миша, заснуть… Лежу, думаю, какие люди хорошие, а тут смотрю, в дверях хозяйка, вся в белом. Ну а когда она одежду мою взяла, тут уж мне не до сна было, а она опять тихо так, видно босиком, вошла и все на место сложила. И домой-то меня, видать, позвала, чтобы карманы обшарить. Когда ужинали, все с выпивкой приставала: «Выпей лафитничек под грибки, выпей под бруснику да под пельмени». Насильно две рюмки проглотил, и больше все.
Попов с Фоминым усмехнулись.
Иван Иванович встал.
— Пойду. Надо кому-то ехать по Сашиной дорожке. Что там за птица такая всем верховодит?
