Деннис Уитли - Сокровище царя Камбиза
— Но ведь она сказала, что для этого потребуется карточка от Закри-бея, — возразил Гарри.
— Верно, однако придется пойти на риск и попытаться обойтись без нее.
— Мне это не нравится, — заявила Сильвия, сидевшая, поджав ноги, на кровати Клариссы.
— Очень мило с вашей стороны так беспокоиться о моей безопасности, — сказал я, — но пока я сам могу позаботиться о себе.
— Меня нисколько не беспокоит ваша безопасность, — холодно ответила она. — Я хочу сказать, что все это мне совсем не нравится. Вы считаете О’Кива убийцей, и вам, по-видимому, приходилось встречаться с ним, раз вы так много знаете о нем. Тем не менее вы наотрез отказываетесь рассказать что-либо о себе. А ведь вполне может статься, что вы — всего лишь еще один поссорившийся с ним мошенник.
— Ну, знаете, дорогая! — воскликнула шокированная Кларисса.
Сильвия пожала плечами.
— Прошу прощения, но я буду говорить прямо. Мистер Дэй, очевидно, не терял времени даром и за две недели, проведенные с вами на борту «Гемпшира», успел очаровать вас и Гарри. Однако меня ему еще не удалось обработать, и я просто придерживаюсь фактов: никто из нас толком ничего не знает о нем.
— Оставим в стороне домыслы, — огрызнулся я. — Что вы можете предложить?
Она смотрела на меня, и прекрасные черты ее точеного англо-сакского лица как бы застыли, а глаза смотрели строго.
— Вас разыскивают и обвиняют в убийстве моего отца. Если вы на самом деле честный человек и совершенно невиновны, то немедленно заявите о себе в полицию.
— Я понимаю вас, но пойти в полицию — для меня означает оставить всякую надежду свести счеты с О’Кивом.
— Черт возьми! Мне нет абсолютно никакого дела до ваших ссор, мистер Дэй. Для меня важно, чтобы убийца предстал перед судом. Если вы сами не хотите поступить, как джентльмен, я буду вынуждена заявить в полицию, и вас немедленно арестуют.
— Это легче сказать, чем сделать, — едко усмехнулся я, рассерженный отсутствием всякого сочувствия с ее стороны.
— Пусть так, — сказала она, спуская ноги с кровати. — Но без посторонней помощи вам не удастся скрываться долго. Гарри и Кларисса не станут помогать вам против моей воли, а Амин окажется бесполезен, как только полиция узнает, что он снабжает вас одеждой.
— Пожалуй, — неохотно согласился я. — Едва ли мне удастся сохранить свободу хотя бы на сутки, полагаясь только на себя.
Она кивнула своей светло-пепельной головой.
— Я рада, что вы поняли это, но готова пойти на компромисс и предлагаю вам выбирать: либо вы мне обещаете, что завтра вечером, посетив Гамаля, сразу же сдаетесь полиции, либо я сейчас же иду туда и рассказываю им о вас все.
Глава Х. НАРКОТИКИ
— Я рад, что вы придаете хоть какое-то значение моему обещанию, — кисло сказал я.
— Я придаю ему ровно столько значения, сколько оно заслуживает, — ответила она.
Я пожал плечами.
— Тогда считайте, что оно вам дано. Я устал как собака, и просто не в силах вынести сегодня полицейский допрос.
Все, что мне до сих пор удавалось, я приписывал не своей ловкости, а целиком и полностью частой смене своего обличья. Высадившийся прошлым вечером в Александрии хорошо одетый бородатый британец в течение часа превратился в чисто выбритого арабского драгомана. В половине пятого утра я уже был краснокожим индейцем, а в половине двенадцатого стал бедным греческим рабочим; через девять часов у пирамид я вновь подвергся метаморфозе, приблизившись к своему изначальному виду более, чем мне бы хотелось.
— Гарри, — сказал я. — Сделайте мне одолжение.
— Конечно, старина.
— Мои костюмы слишком хорошо сидят на мне. Вы не против одолжить мне один из ваших, чтобы завтра я не так бросался в глаза?
— Разумеется, — согласился он. — Выбирайте любой.
Гарри был на несколько дюймов ниже меня и гораздо толще, поэтому я ограничился брюками из серой фланели, бело-зеленой клетчатой курткой и пуловером.
Прошло более двух с половиной суток с момента убийства сэра Уолтера. В ту ночь я проспал около четырех часов, а почти сутки спустя — еще часа три в могильнике священных быков. Последние тридцать часов за мной велась охота, и поддерживало меня только постоянное нервное возбуждение. Когда же я вскарабкался к себе на третий этаж, сил не хватило даже на то, чтобы раздеться. И я заснул прежде, чем мое измученное тело рухнуло в постель.
Проснулся я после полудня, а поскольку днем у меня не было никаких дел, и появляться на улицах Каира было небезопасно, я снял одежду, забрался под одеяло и продремал почти до вечера, а потом, облачившись в костюм Гарри, отправился за покупками.
Я приобрел себе ярко-голубую рубашку с мягким воротником, феску, зеленый галстук с белыми верблюдами и жуткую на вид пару лимонно-желтых кожаных туфель с длинными заостренными носами.
Вернувшись в пансион, я примерил обновки и, взглянув на свое отражение в старом, покрытом пятнами зеркале над рукомойником, поздравил себя. Одежда Гарри была не очень широка мне в талии, но рукава пальто и брюки оказались на добрую пару дюймов короче, и весь наряд выглядел так, словно был куплен в магазине готового платья. С желтоватого цвета лицом и кричащим галстуком я теперь вполне мог сойти за типичного египтянина среднего достатка, и никому бы не пришло в голову, что некогда я состоял на дипломатической службе его величества короля Британии или обучался в Итоне и Оксфорде. Меня беспокоила только небольшая простуда — вчера после блуждания по хлопковым полям с Сильвией я забыл насухо вытереть ноги, и было похоже, что мне придется поплатиться за эту беспечность.
В половине девятого я отправился пешком вдоль улицы Мухаммеда Али от площади Оперы и дошел до второго поворота направо. Это был малоприятный район, именно здесь убили многих британских чиновников в смутные времена, когда египетские националисты, борясь за независимость своей страны, прибегли к тактике террора.
Я без труда нашел магазин ковров. Дверь была заперта, но, сквозь жалюзи пробивался свет, и я громко постучал. Через несколько секунд дверь открылась, на пороге появился араб в белой галабее и молчаливо уставился на меня, ожидая услышать о цели визита.
— Гамаль-эфенди здесь? — спросил я.
Он кивнул.
— Кто желает видеть его, господин?
— Он не знает моего имени, — сказал я, — но скажите ему, что я прибыл от Юсуфа Факри.
— Айя, — поклонился он. — Прошу вас, заходите и подождите здесь.
Он закрыл за мной дверь, задвинул щеколду и оставил меня в тускло освещенном магазине. На стенах его висели ковры, в глубине стояло несколько ручных ткацких станков, на которых днем работали маленькие мальчики. В центре, на полу, ковры были сложены двумя огромными грудами, — и у меня сложилось впечатление, что производство ковров здесь было не прикрытием, а настоящим ремеслом.