Михаил Белов - Полюс холода
Алексей ужаснулся объему багажа. Два пуда еды да пуд белья! Куда столько? Пришлось все заново пересмотреть и пересортировать. Алексей оставил самое необходимое. К неудовольствию тети Даши, многие кулечки и баночки из чемодана перекочевали обратно на кухню.
— Ну вот, теперь это багаж путешественника, — весело сказал Алексей, закончив сборы. Из кабинета он принес завещанный Бастыревым ключ, повертел его в руке и положил в карман рюкзака.
До Магадана Алексей летел самолетом.
Современный город на суровом Охотском побережье порадовал Алексея. Он знал о Магадане из книг и брошюр, которые выходили несравненно медленнее, чем менялось лицо города, Алексей увидел здесь цветочные оранжереи, Дом культуры, кинотеатры, универмаги, школы, поликлиники, радиостанцию, купил новинки местного издательства. Магадан стал крупным культурным центром восточного Севера. А ведь совсем недавно здесь тянулась не тронутая человеком тайга, бродили стада диких оленей и к устью речки приходил ловить рыбу медведь.
Корреспондент «Русских ведомостей», посетивший эти края шестьдесят лет назад, писал: «Тысячи людей живут здесь, не зная хлеба, вынуждены обходиться без соли, добывают огонь первобытным способом — трением, не знают употребления мыла, обходятся без белья. В аду, очевидно, лучше, чем в этом крае жестоких морозов, где среди людей господствует страшная смесь цинги и сифилиса. Впереди — неизбежное угасание, полное вымирание людей в богом забытой стране».
Как неузнаваемо изменилось все здесь за годы Советской власти!
Из Магадана Алексею вновь пришлось лететь на самолете, но на этот раз на крохотном, фанерном. Машина была двухместная, летал на ней пилот Левченко. В Магаданском аэропорту Алексей много о нем наслышался. На севере этот человек совершал чудеса. На своем «игрушечном» самолетике он доставлял на охотничьи стойбища и в оленеводческие бригады всевозможные грузы.
В таежный поселок Сусуман самолет доставил почту. Здесь же провели ночь. А на следующий день взяли курс на Оймякон.
— Через два с половиной часа будем в Оймяконе, — весело сообщил в микрофон Левченко.
Тень самолета легко скользила по острым верхушкам деревьев.
Под крылом плыли, чередуясь, заросли хмурого кедрача и нарядных берез. Серебристой лентой извивались таежные реки. Иногда появлялись белые пятна озер. И опять лес — темный, бескрайний.
Но вот сбоку показались огромные серые облака. Они быстро поднимались кверху, наплывали на горизонт. И в какое-то неуловимое мгновение снизу, словно из лесных зарослей, вырвался в небо ветер. Тайга встрепенулась. Завыли тросы. Самолет стало бросать из стороны в сторону. Левченко круто потянул на себя руль высоты.
На высоте в тысячу метров над тайгой было еще хуже. Ветер злобно рвал крылья. Пошел мокрый снег.
Левченко повернулся к Алексею и покачал головой.
Самолет неожиданно бросило в сторону, потом вниз. Алексей инстинктивно схватился за борта кабины.
— Жив? — спросил Левченко.
Ветер забрасывал в кабину едкий запах отработанного газа.
— Идем на посадку! — предупредил летчик.
Алексей взглянул вниз. Впереди сверкало что-то белое. Это было озеро. Левченко тянул машину к узкой прибрежной полосе.
Наконец летчик сбавил газ, машина скользнула по земле, подпрыгнула, опять скользнула и покатилась на колесах.
— Будем припухать, — невесело улыбнулся пилот. — В скверное положение попали.
Ветер свирепствовал.
Алексей долго всматривался в серую мглу, но ничего не мог разглядеть. Вокруг все кружилось и вертелось.
— Вы знаете, где мы приземлились?
— Возле озера Эльге. Хотя места и глухие, но я не первый раз приземляюсь здесь. Давайте крепить самолет.
— Вот тебе и Полюс холода, — проворчал Алексей, вылезая из самолета.
…Пурга застала Лагутина недалеко от озера Эльге. Доехав до хорошо защищенной от ветров впадинки, он распряг оленей и развел костер. Охотовед возвращался из Сусумана и уже шестой день находился в пути. В этом обросшем бородой человеке никто не узнал бы всегда подтянутого, лощеного охотоведа.
После майских праздников Лагутин взял командировку и на некоторое время скрылся из Комкура. Он не мог примириться с мыслью о своем поражении на гонках. А сознание, что его победила женщина, наполняло душу горечью. Надя теперь казалась ему недосягаемой. Вернувшись с состязаний, он заперся у себя дома и три дня никуда не выходил. Чем он занимался и как коротал время — для всех оставалось тайной. На улице его увидели на четвертый день. Он по-прежнему сверкал улыбкой, был надушен и выбрит. Побывав у Дьякова, съездил в Оймякон и вскоре после этого уехал.
Лагутин подбросил в огонь дров. Языки пламени веселее заплясали вокруг котелка с чаем.
Черная собака подняла морду и навострила уши.
— Лежи, лежи, Буйвол!
Овчарка глухо зарычала и вскочила на ноги.
Лагутин прислушался: сквозь вой ветра доносилось гудение мотора. Постепенно звуки нарастали и потом вдруг оборвались. Буйвол несколькими прыжками скрылся из виду. Лагутин на всякий случай проверил оружие и пошел за собакой. Метрах в двухстах кустарники поредели, и Лагутин вышел к озеру. Лед уже оторвался от берега, но был еще гладок и тверд. Сквозь снежную мглу на прибрежной полосе земли виднелись контуры самолета. Буйвол посмотрел на хозяина своими желтыми глазами и вильнул хвостом, словно давая понять, что, мол, ничего не надо опасаться. Лагутин направился к самолету.
— Здравствуйте, — сказал он, вынырнув из пелены снега.
Алексей вздрогнул и поднял голову.
— Здравствуйте, — ответил он не сразу.
Лагутин осмотрелся. Ветер дул нещадно. Мало защищал и брезент, навешенный на крыло самолета. Снежный шквал, заметая, пригибал пламя примуса. Лагутин представился.
— Географ Соснин, — в свою очередь отрекомендовался Алексей. — Погода у вас не балует людей.
— В горах спокойно, — сказал Лагутин. — Но здесь…
Он не успел закончить фразу, как ударил порыв ветра и сорвал брезент. Чайник упал, и вода разлилась. Примус погас.
— В двухстах метрах отсюда у меня горит костер, пойдемте туда, там нет ветра, — пригласил Лагутин.
В ложбине было тихо. Подбросив охапку дров, все трое поудобнее устроились у огня. Вскипел чайник, Алексей развязал рюкзак и выложил на брезент консервированное молоко, банку куриного филе и эмалированную кружку. Лагутин принес банку засахаренных лимонов, вареную оленину. Свои запасы выложил и Левченко.
Плотно закусив, занялись чаем. Лагутин копался, пытаясь открыть банку с лимонами.
— Одну минуту, — сказал Алексей и полез за ножом в один из накладных карманов рюкзака. Он, выложил на брезент содержимое обоих карманов, но ножа в них не оказалось.
