За тридевять земель - Kancstc
— В Рифейских горах, естественно, — пожала плечами царица змей. — Там можно найти их спрятанными в разных местах. Не то, чтобы их много и не то, чтобы это было просто, но попадаются. И никто не знает сколько их там. А ещё поговаривают, что там остались верфи, на которых их строили, но точно не знает никто.
— А Борей… ведь ветры они… — начал было формулировать свой вопрос Ваня, но Гарафена его жёстко оборвала:
— Всеведущих нет! Ветер видит всё не так, как человек и летучий корабль, когда он спит, да и вообще любой волшебный артефакт, для ветра неотличим от сваленного леса, мёртвых скал, груды металла. Тем более, что Рифейские горы — граница владений Борея, там он не так властен, как в других местах. Это граница Гипербореи, а там дуют свои ветры.
— Как Гиперборея⁈ — возмутилась Ильмера. — Ведь Гиперборея это…
— Знаю, знаю, — отмахнулась Гарафена, — люди называют так северные равнины времён последнего оледенения. Но истинная, волшебная Гиперборея лежит за Рифейскими горами! И ещё учтите, никто толком не знает, как выглядят эти корабли, когда спят. Я знала одного, кто нашёл летучий корабль, так он рассказывал, что была скала и вдруг вместо неё появился корабль. А большего я не знаю.
На этом они и расстались, ибо Солнце уже клонилось к закату, а идти по изрядно разрушенной тропе ночью и даже в сумерках — удовольствие существенно ниже среднего.
На набережную Ваня с Ильмерой выбрались когда Солнце уже село, затащили рюкзаки к себе домой и, чтобы не возиться с готовкой, поужинали походными припасами, благо разогреть их в печи — куда проще, чем на костре в лесу. И уже расслабившись, прилёгши на лавке, Ваня спросил:
— Слушай! Я вот всё хотел спросить, да как-то руки не доходили. Ты говорила сирене, что она вроде как изгнанная, что ей в море ходу нет…
— Не вроде, — Ильмера ответила не дожидаясь конца вопроса. — Мы, кого люди называют мелкой нечистью, можем принимать человеческий облик и в это время мы почти люди. И мы почти никогда не убиваем друг друга. И никогда не убиваем специально. Людей иногда, случайно, заигравшись, или особо выдающихся…
— Тех, кто сильно нахомячил в лесу и за несчастную любовь? — с некоторым ехидством спросил Ваня.
— Ты не понимаешь! — резко ответила мавка и отвернулась. — Для нас полюбить человека это величайшее счастье и проклятие. Только так мы можем понять и почувствовать настоящие человеческие чувства. Но если человек нас отвергает, прогоняет от себя, мы увядаем и погибаем. И всё равно, даже те, кто погибал из-за этого, говорят, что оно того стоило. Но те, кто остаются, могут убить такого человека. А я… А ты…
Она всхлипнула и попыталась выбежать на улицу, но Ваня успел перехватить её, вернулся на лавку, усадил к себе на колени:
— Ну! Я-то тебя не брошу.
— Я никак не могла понять… Света всё смеялась, успокаивала меня, говорила: «Чего ты хочешь от мальчишки? Они сами не понимают, что чувствуют.» А когда ты зажимал мне рану, не давая истечь кровью… И потом, я заметила, что ты переложил в свой рюкзак почти все патроны и часть круп… думала не доверяешь…
— А на самом деле, мне легче нести всё самому, чем видеть, как тяжело тебе.
Ильмера обняла его, прижалась крепче, сказала шёпотом:
— Вот теперь я понимаю…
Они так сидели обнявшись, пока Ваня не вернулся к первоначальному вопросу. Ильмера потрепала его по волосам и принялась объяснять:
— Так вот, убить человека это почти то же самое, что убить кого-то из наших, но есть людей…
Мавку передёрнуло и Ваня догадался:
— Те, кто это делают — съезжают крышей и начинают есть своих?
— Да. Среди вил этого не бывает, у нас, в лесу, очень-очень редко, мы изгоняем таких в самые глухие места… Понимаешь, ведь мы же не просто так. Мы следим за лесом, а эти… эти начинают губить лес вокруг себя, образуется чернолесье и лес их быстро уничтожает. А вот у русалок такое случается намного чаще… Рыбы, они и есть рыбы! Таких изгоняют на берег, а там некоторым удаётся выжить. Селятся на скалах, на таких вот пляжах, как эта, сбиваются в банды, там тоже жрут друг друга… Без воды они долго не могут, а в воду их не пускают, вот они и перебиваются от шторма до шторма.
— Гуманнее было бы убить, — вздохнул Ваня.
— Я же говорю, вы, люди, очень жестоки.
— А так лучше? Та же смерть, только медленная. А те люди, которых они убивают? Здесь ещё вопрос, что будет более жестоким!
— А самое страшное, что я становлюсь такой же и где-то понимаю твою правоту. Хотя сама не смогла бы это сделать.
Они так и сидели какое-то время обнявшись, пока Ваня не сказал:
— Ладно, пора спать. Завтра нам готовиться в поход.
Следующий день был посвящён ревизии запасов и перекладыванию из рюкзака в рюкзак. Все попытки облегчить девичью ношу были пресечены решительным:
— А вдруг мы разделимся? И что тогда? У тебя вся еда и все патроны. А мне что делать?
— А зачем нам разделяться? — удивился Ваня.
— Нам — незачем, но мало ли что может случиться!
Сильно скрипя сердцем, Ваня вынужден был согласиться и вес был перераспределён поровну. Дальше надо было выяснить: как долго плыть до Авалона?
— Три дня, естественно, — ответила Аврора, причём таким тоном, словно приходилось объяснять что-то совсем очевидное законченным недоумкам.
— А почему «естественно»? — уточнил Ваня.
— Потому что волшебная лодка по волшебным морям плывёт три дня до любой точки, — всё тем же тоном разъяснила вредная лодка.
— Значит от Авалона до Рифейских гор тоже три дня? — не сдавался Ваня.
— Тоже три дня. Только ты скажи, куда там плыть? Рифеи большие, войти туда можно много как.
Вот тут в голосе лодки проскользнула заметная обида. Ваня поспешил успокоить капризное плавсредство:
— Ладно, до Рифеев ещё не близко… А до острова феи Морганы можешь дойти?
— Могу, если ты знаешь где его искать.
— Так вроде место известное? — удивился Ваня
— Известное, — подтвердила лодка, — а где он плавает — никто не знает. Сегодня здесь, завтра там…
—
