Густав Эмар - Фланкер
Однако дон Мигель молча выслушал причины, высказанные его гостем, и ответил ему самым убежденным тоном:
— Несмотря на сильное желание и далее наслаждаться вашим приятным обществом, я не удерживаю вас, кабальеро: понимаю, как необходимо вам спешить.
Дон Стефано улыбнулся с едва заметным торжеством.
— Желаю, чтобы вам удалось спасти ваше богатство из когтей обманщиков, — добавил дон Мигель. — Во всяком случае, кабальеро, надеюсь, что мы не расстанемся не позавтракав. Признаюсь вам, что вчерашний ваш отказ разделить со мной мой скромный ужин опечалил меня.
— О! — прервал его дон Стефано. — Поверьте, кабальеро…
— Вы представили мне очень уважительную причину, — продолжал дон Мигель, — но, — добавил он со значением, — мы, искатели приключений, совершенно особые натуры, мы воображаем, справедливо ли, ошибочно ли, что гость, который отказывается разделить с нами наши хлеб-соль, — наш враг или сделается таковым.
Дон Стефано слегка вздрогнул при этом прямом замечании.
— Можете ли вы предположить это, кабальеро? — произнес он уклончиво.
— Не я предполагаю это, а все мы, все поколение лесных жителей. Это предрассудок, бессмысленное суеверие, все, что хотите, но это так, — сказал дон Мигель с улыбкой, язвительной, как кинжал, — и ничто не может изменить нашу натуру. Итак, решено, мы будем завтракать, потом я пожелаю вам доброго пути, и мы расстанемся.
Дон Стефано принял унылый вид.
— Как я несчастлив, — прошептал он, качая головой.
— Как так?
— Боже мой! Не знаю, как объяснить вам, это так смешно, что, право, я не смею…
— Говорите, кабальеро, хотя я не более как грубый искатель приключений, но все же, может быть, сумею понять вас.
— Пожалуй, вы оскорбитесь.
— Нисколько; не гость ли вы мой? А гость всегда посылается Богом, значит, имеет право на полное уважение.
Дон Стефано колебался.
— Э-э! — смеясь, заметил дон Мигель. — Я велю подавать завтрак — быть может, он развяжет вам язык.
— Вот в этом-то и состоит затруднение, — живо воскликнул дон Стефано с опечаленным видом, — что я, несмотря на мое желание быть вам приятным, не могу принять вашего любезного приглашения.
Молодой человек нахмурил брови.
— Ага! — сказал он, устремляя подозрительный взгляд на своего собеседника. — Отчего же?
— Потому, представьте, — промолвил тот самым печальным голосом, — что я дал обещание во время всей поездки никогда не есть раньше заката солнца.
— Как же так! — заметил дон Мигель недоверчиво. — А вчера вечером, когда я предлагал вам ужинать со мной, солнце давно, кажется, закатилось.
— Позвольте, я не закончил… Не есть ничего, кроме одной маисовой лепешки, которые я везу с собой и которые благословил и освятил перед отъездом из Санта-Фе один священник; видите ли, все это должно казаться вам очень смешным, но мы оба соотечественники, в наших жилах течет испанская кровь, и вместо того, чтобы смеяться над моим глупым суеверием, вы должны мне посочувствовать.
— Черт возьми! Скорее потому, что вы сами приговорили себя к грубому наказанию. Не буду стараться заставлять вас отказаться от вашего суеверия, так как все мы не без греха; думаю, что лучше не возвращаться к этому предмету.
— Вы, по крайней мере, не сердитесь на меня?
— Я?! Да за что же могу я на вас сердиться?
— Так мы по-прежнему добрые друзья?
— Больше прежнего, — сказал, смеясь, дон Мигель.
Однако тон, каким были произнесены эти слова, не вполне убедил гостя в их искренности; он исподлобья взглянул на своего собеседника и поднялся.
— Вы уже отправляетесь? — спросил его молодой человек.
— С вашего позволения отправлюсь в путь.
— Хорошо, хорошо, отправляйтесь.
Дон Стефано, не отвечая, стал медленно седлать коня.
— У вас добрый конь, — заметил дон Мигель.
— Да, чистокровной берберийской породы.
— В первый раз мне приходится видеть такого драгоценного коня.
— Любуйтесь сколько вам угодно.
— Благодарю, боюсь только, что вы из-за меня еще больше опоздаете. Эй, моего коня! — крикнул он Доминго.
Тот мигом подвел к нему великолепного жеребца, на которого молодой человек сразу же вскочил; в свою очередь, и дон Стефано вскочил на своего коня.
— Разве вы хотите объехать окрестности? — спросил он его.
— С вашего позволения, я буду иметь честь проводить вас хоть немного, — сказал молодой человек, насмешливо улыбаясь. — Если только вы не дали еще какого заклятия, в таком случае я останусь.
— Полноте! — воскликнул дон Стефано с укоризной. — Вы на меня сердитесь.
— Нисколько, клянусь вам.
— В добрый час, мы поедем, когда вам будет угодно.
— Я в вашем распоряжении.
Они пришпорили коней и выехали из лагеря. Едва они проехали шагов двадцать, как дон Мигель натянул поводья своего коня и удержал его.
— Вы уже покидаете меня? — спросил его дон Стефано.
— Я ни шагу далее не сделаю, — надменно ответил молодой человек, гордо подняв голову и нахмурив брови, — выслушайте меня, здесь вы уже не мой гость, мы находимся вне моего лагеря, в прерии, здесь я могу объясниться с вами ясно и прямо — и, клянусь Богом, я это сделаю!
Мексиканец с удивленным видом поглядел на него.
— Я вас не понимаю, — сказал он.
— Может быть… Хотелось бы, чтобы это было так, но не верю этому; пока вы были моим гостем, я делал вид, что верил лжи, рассказываемой вами, но теперь вы для меня не более как первый встречный чужестранец, и я хочу откровенно сообщить вам свои мысли… Не знаю, какое имя носит ваше блеклое лицо, но уверен, что вы мой враг — или, по меньшей мере, шпион моих врагов.
— Кабальеро, эти слова… — начал дон Стефано.
— Не прерывайте меня, — горячо продолжал молодой человек, — мне нет дела до того, кто вы такой, я доволен тем, что разоблачил вас! Благодарю вас за посещение моего лагеря: теперь я узнаю вас везде, где бы ни встретил; и поверьте мне, я позволю себе дать вам совет, отряхните вашу обувь, расставаясь со мной, и не встречайтесь больше на моем пути, иначе с вами случится беда!
— Угрозы! — воскликнул мексиканец, побледнев от бешенства.
— Принимайте мои слова, как вам будет угодно, но запомните их для собственной пользы; хотя я всего лишь искатель приключений, но даю вам в эту минуту урок честности, которым вам не мешает воспользоваться. Для меня не было бы ничего легче, как приобрести доказательства вашей измены: со мной тридцать преданных товарищей, которые по одному моему знаку обошлись бы с вами не очень вежливо и, обыскав вас постарательнее, без сомнения, нашли бы среди ваших благословенных лепешек, — произнес он с насмешливой улыбкой, — объяснение вашего со мной поведения с самой нашей встречи; но вы были моим гостем, и это вас спасло. Идите же с миром и не попадайтесь больше на моем пути.