Марк Азов - Визит «Джалиты»
Утром 24 ноября 1912 года лейтенант Дубцов пришёл на квартиру генерала Забродского в Севастополе, и они снова заперлись в кабинете.
— Сегодня ночью, — сказал Виля, — приговор приведён в исполнение. Матросы расстреляны и зарыты на мысу близ Херсонесского маяка. В одного из них, большевика Лозинского, солдаты отказались стрелять. Капитан Путинцев, который командовал расстрелом, застрелил его собственноручно.
В этот же день генерал-инспектор санитарной службы флота профессор санкт-петербургской Военно-медицинской академии Забродский подал в отставку и никогда больше не надевал военный мундир.
А Виля?.. Виля его подвёл. Сам он не ушёл из военного флота, хотя мог бы заниматься наукой, плавая на гражданских судах.
«Да-а… Вот тогда, наверно, началось падение Вили Дубцова, — подумала Мария. — Виля не подвёл папу, а предал… Но папа, с его прекраснодушием, не понял этого и не осудил».
«Если такие, как Виля, уйдут из флота, — говорил он, — кто будет защищать Россию на морях? Царь? Министр Григорович? Или палач Путинцев?»
И вот, оказывается, Виля, как тот Путинцев — палач!
«ВЫ ДОЛЖНЫ МНЕ ВЕРИТЬ СЛЕПО»
Дубцов брился в мезонине, в небольшой комнатушке с покатым потолком. Он был в брюках профессора Забродского и в своей белой рубахе с твёрдыми манжетами. Пиджак от папиного костюма, единственного не выменянного Марией на еду, висел на спинке стула.
Мария по винтовой лестнице взбежала наверх:
— Уезжайте! Я прошу вас! Я так хочу!
— Раньше вы не хотели, чтоб я уезжал.
— Я молила бога, чтобы вы успели уехать.
Дубцов улыбнулся:
— Кажется, я уловил вашу логику. Все, что вы говорите, следует читать наоборот.
— Все! Все в жизни следует читать наоборот! Это даже мальчик знает, Коля, в свои четырнадцать лет! — Мария почти кричала, прижимая к груди Колин узелок с вещами. — Вас в первую очередь следует читать наоборот! Почему вы мне не сказали, что служите в контрразведке?
Лицо Дубцова стало до безжизненности серьёзным:
— Я имел честь вам заметить, Мария Станиславовна, что выполняю свой долг. Вам это, помнится, не понравилось.
— Ещё бы! Если это долг палача!
— Вы прекрасно знаете, что я не палач. Хотя был один случай, когда мне приказали расстрелять человека, но…
— Вы говорите о болгарине?..
— Вы знаете, о ком я говорю. Не стоит повторять. Я не уверен, что нас не подслушивают.
— Здесь некому подслушивать!
— А кто вам сказал, что я служил в контрразведке?
Мария только сейчас заметила, что так и пришла сюда с Колиным узелком.
— Коля в погребе слышал ваши разговоры с Гуровым. Мы с детьми взвешиваем крохи на аптекарских весах, а вы с Гуровым сидите в подполье на мешках с сахаром, как собаки на сене! Как вы могли?! Как могли вы, Вильям Владимирович, выбрать такой бесчестный вид оружия в борьбе с большевиками: «…морить голодом кухаркиных детей!» Стыдно, Вильям Владимирович! Стыдно воевать с больными детьми. У этих детей есть свой враг, понимаете? Страшнее всех ваших бронированных дредноутов! Могу вам его показать в микроскоп. Против этого врага здесь одна женщина. Я!.. Я их сберегла до конца войны… двоих схоронила… А вы! Здоровые взрослые мужчины… Уходите! Я вас не люблю!
— Я вас тоже люблю.
Мария замерла, прижавшись к стеклу окна, как застигнутая взглядом божья коровка. Она боялась посмотреть на Дубцова. А вдруг он ничего этого не говорил? Ей показалось? Или, наоборот, он сказал это. Что тогда?..
Заскрипели доски пола. Мария вытянула вперёд руки, отгораживаясь от приближающегося Дубцова Колиным злосчастным узелком, как вдруг луч солнца стрельнул сквозь оконное стекло — и в манжетах старшего лейтенанта вспыхнули рубиновые якорьки.
— Как? У вас снова эти запонки?! Значит, болгарин здесь? Он вернулся?!
— Этот человек никогда не вернётся. Море не возвращает…
— А кто же вам вернул запонки?
Нет, это уж никак не укладывалось в голове. Дубцов тогда, когда прятал болгарина, переодел его в свой костюм, рубаху, отдал ему запонки с якорьками — подарок отца… Не мог же он потом его расстрелять и вернуть себе запонки!..
Дубцов надел пиджак и рубиновые огоньки погасли.
— Вы должны мне верить слепо, — сказал он тоном, отсекающим любые возражения. — Слепо! Не думая! Не спрашивая ничего! — Он вынул из кармана брюк браунинг, проверил обойму, загнал в ствол патрон, сдвинул предохранитель, переложил браунинг в карман пиджака. — Другого выхода у нас с вами нет. Если себя не жалеете, пожалейте Колю, ему этого подслушивания не простят.
«СВЯЗАЛСЯ ЧЕРТ С МЛАДЕНЦЕМ»
Гриша в белом халате и докторской шапочке внёс в столовую суп. Облачко пара с запахом лаврового листа вознеслось к потолку, к дырке, сквозь которую росло дерево, стоящее посреди столовой в кадке. Все дети дружно сглотнули слюнки.
— Ополоник, — скомандовал Гриша и протянул к Коле руку за половником.
Коля даже не посмотрел в Гришину сторону. Упорно пряча взгляд, он бессмысленно переставлял хлебницу: то на край стола, то на середину.
— Нашкодил? Ну, признавайся — нашкодил?
Коля рванулся, выскочил из столовой. Гриша догнал. Взглянул Коле прямо в глаза.
— Сказал? По глазам вижу, что рассказал докторше. А она ему скажет, Дубцову!
— Ну и пусть скажет! Пусть он катится отсюда колбасой!
Гриша сорвал с себя докторскую шапочку и стал её топтать:
— Что я наделал?! Что натворил?! Связался черт с младенцем!
Не снимая халата, бросился в дом к Марии.
— Вы уже передали Дубцову то, что вам Коля рассказал?
Мария кивнула — она абсолютно не умела лгать.
— Я должен был сам вас предупредить. Так нет же, гордость не позволила, не дай господь, вы подумаете, что я клепаю на вашего Вильяма Владимировича, потому что он — это «Он». Что теперь будет, вы понимаете? Вы ему сказали, он Гурову скажет, а у Гурова целая банда прячется в пансионе мадам-капитан.
— Вильям Владимирович сам просил никому не говорить.
— Просил? Ещё бы он не просил! Да если вы раззвоните, их завтра же к стенке прислонят в ЧК. Это же террористы. Их на фронтах разбили — они ушли в подполье, объявили белый террор. Вы думаете, там только продукты, на этом складе? Как бы не так — динамит и гранаты! И они потерпят, чтобы ЧК это все накрыла? Первое, что они сделают, — поубивают свидетелей! Себя не жалеете, хотя бы о Коле подумали. Да он его просто придавит, как жучка в аллейке, ваш Вильям Владимирович!
— Подите прочь!
Мария протянула руку в сторону двери. Глаза у неё были круглые и совершенно неподвижные.
Гриша пробкой выскочил в коридор, швырнул скомканный халат в открытую дверь амбулатории и, выбежав из корпуса, зашагал прямиком к арке ворот… но вовремя вспомнил, что Дубцов может его увидеть из окна мезонина, и нырнул в кусты…