Александр Путятин - Обаламус
— Температура критическая! — вопит из пылающей головы Обаламус. — Понижай срочно, пока у нас мозги не спеклись!
Хорошо, хоть зима настоящая наступила. Со снегом и холодами. Быстро сбрасываю кроссовки, спортивный костюм и прыгаю лицом в сугроб. Та сторона, что в снегу, чувствует приятную прохладу, Но вторая-то — продолжает плавиться от жары. Переворачиваюсь на спину. Теперь спине хорошо, зато грудь и живот изнутри припекает. Голову я постоянно снегом тру, хватая его руками. Потом соображаю, что, лёжа на спине, можно снегу на живот набросать. Так стало гораздо лучше. Вот только люди начали собираться. Пальцами у виска крутить. Оно и понятно: лежит в сугробе парень в одних трусах и снегом растирается…
— Ну, и чего сбежались? Цирк вам здесь, что ли? — говорю я им со всем возможным спокойствием. — Не видели ни разу, бедняги, как «моржи» тренируются?
Минут через десять жар прошел. И стал я трясти Обаламуса. Он дважды что-то в организме менял! Может, намудрил там где? Но пришелец ответил, что сам удивлен. Уж от его-то действий, мол, ничего подобного случиться не могло.
Пришлось в университетскую клинику с этим обращаться. А там сразу на анализ крови направили. И он показал такое, что врачи за голову схватились. Оказалось, что «гормоны у меня зашкаливают» и с такими анализами «шахматами заниматься, и то слишком большая нагрузка». Выдали таблеток каких-то упаковку и освобождение от занятий сразу на две недели.
Так все планы военной карьеры в одночасье накрылись латунным рукомойником. И стали посещать меня мысли предательские: хорошо, что мосты в теоретическую физику ещё не сожжены; пришла пора звонить Семену Михайловичу и соглашаться на его условия.
Тем более что условия эти сейчас можно было существенно скорректировать в мою пользу. Состояние здоровья позволяло надеяться на «белый билет» и свободное распределение. Для этого нужно всего лишь получить направление в организацию, где будет сменная работа с суточными или полусуточными дежурствами. Поликлиника даст заключение, по которому мне такой режим работы противопоказан. Организация напишет на кафедру отказную. И я свободен, как степной ветер. Могу заниматься теоретической физикой, петь в хоре, в дворники идти… Останется решить вопрос с пропиской, но эту проблему Семён Михайлович ещё тогда обещал разрулить.
А дальше?! Если уж я за полдня придумал новую теорию, то с кандидатской диссертацией большой задержки быть не должно. Потом можно и о докторской подумать, а если приблудится в голове ещё какая-нибудь гениальная мыслишка на уровне антивещественной теории Солнца, то тогда… Да и не факт, что её саму стоит сбрасывать со счетов. Пришелец-то уже не раз лопухнулся, значит и здесь ошибиться может!
Обаламус, конечно, догадывался о моих метаниях. Умолял не сворачивать на эту дорогу. Говорил, что в лаборатории я не смогу удержаться от соблазна: начну пропагандировать и развить свою теорию. Правда, гормональные всплески пока больше не повторялись, и пришелец чуть успокоился.
Но тут, как назло, мой персональный Координатор получил приказ начальства: «Срочно прибыть для консультаций». И не смог, как ни пытался, отвертеться от вылета. На прощание Обаламус сказал, что постарается вернуться поскорее. Просил держаться собственными силами — не соблазняться на предложение Семёна Михайловича. Я поклялся быть хорошим мальчиком. И мы расстались.
25
Бегать врачи категорически запретили, и поэтому я медленно брел по аллее парка. Под ногами противно хлюпало. И что в Москве за зима? Недоразумение сплошное. В этом году два дня только снег нормальный лежал, а все остальное время — тонкий слой грязновато-мутной слякоти. Вот так шибанут гормоны еще раз — сдохну ведь на улице, как собака!..
Я встал столбом, словно уткнулся в невидимую стену.
Как собака?.. Стоп-стоп-стоп. Так ведь всё и началось с собаки!!! А потом пошло и поехало! За последние полтора года случилось столько необычных вещей, что большая их часть прошла сквозь мое сознание, минуя какой бы то ни было, даже поверхностный, критический анализ… Например, насколько вероятно, чтобы гормональный всплеск произошел именно в том месте и в то время, где и когда можно было легко избежать гибели?
Теперь допустим на секунду, что гормоны скакнули не сами по себе, а в результате чьего-то воздействия? Тогда кандидат в злодеи один — Обаламус. И сейчас время его возвращения так же непредсказуемо, как и все остальные параметры: степень и глубина проникновения в мои мысли, истинные намерения, дальнейшие действия.
Всё это надо хорошенько обмозговать! Но лучше не тут… Сюда он может заявиться в любую секунду! Я и не почувствую! Уехать!? Вот только куда? Все адреса родных и близких пришельцу известны…
И тут меня осенило: Степан Матвеевич! У него на лесном кордоне Обаламус меня искать не будет!!!
Дорогу помню смутно. Электричка, автобус, дальше пешком до деревни. Там бросаю снежок в окно. Ночной разговор на крыльце. Путь на лыжах до кордона. Растопленная печка. Все это время я раз за разом прокручивал в голове последние полтора года, искал в них любые странности и несоответствия. Обобщал и систематизировал. Проводил перекрестную проверку гипотез.
Поэтому сейчас первым делом взял листок и записал на нем все подозрительные моменты в действиях Обаламуса, что успели за это время прийти в голову…
Список получился внушительным, но самыми важными и практически бесспорными в нём были первые пять пунктов:
1. Наличие «мыслящего черного ящика» с такими параметрами в межзвёздном корабле маловероятно, потому что ценность его близка к нулю. В открытом космосе, где и должны по идее происходить почти все крушения, выживаемость «обаламусов» будет существенно меньшей, чем у двух-трех информационных чипов, расположенных в наиболее защищенных помещениях корабля. Ведь ни лис, ни ёжиков в вакууме не водится. Скорее всего, у Обаламуса иное назначение.
2. Он, без сомнения, способен к телепатическому общению; по крайней мере — на уровне передачи! Подтверждение этому — картинка с видом Земли из иллюминатора вошедшего в атмосферу космолета. Но со мной пришелец общался как-то по-другому, хотя и называл это телепатией.
3. Он не пытался пресечь мои попытки докопаться до антивещественной природы Солнца, а наоборот — активно побуждал к открытию этой природы. Сам я додумался до неё, или он искусно навел меня на эту мысль, сказать трудно. Но именно Обаламус снял последние сомнения в истинности возникшей гипотезы. Без него бы я, скорее всего, через день-два обо всём этом и думать забыл.
