Авенир Зак - Утренние поезда
Экспедиция стояла у неширокого, но очень глубокого ущелья, похожего на трещину в горах. Тропа обрывалась у моста, переброшенного через пропасть. Но моста не было. Черные, обугленные консоли торчали с обоих его краев.
— Надо думать, тоже работа Силантия, — сказал Смелков и, взглянув на карту, покачал головой. — В обход идти — пять дней потеряем.
Зимин подошел к обрыву.
— Предлагаю переправиться здесь, — сказал он.
Все удивленно посмотрели на него.
— На канатах? — спросил Смелков.
— Нет, — сказал Зимин. — По мосту.
Он ударил топором по оголенной до самой верхушки сосне. Арсен и Куманин вытащили топоры.
Когда дерево было подрублено, мужчины столкнули его, и оно упало, перекинувшись через пропасть.
Тася, замирая, следила за каждым движением Зимина, а тот, неожиданно подхватив Тасю на руки, шагнул к бревну. Смелков хотел было его остановить, что-то крикнуть, но Зимин, с Тасей на руках, уже шел над пропастью. С замиранием сердца следили за ними участники экспедиции.
И еще один человек, которого они не видели…
Силантий медленно поднял винтовку. В прорези прицела отчетливо вырисовывались фигуры Зимина и девушки, доверчиво прижимающейся к его плечу. Силантий опустил винтовку. Девушка обнимала Зимина, прижимаясь к нему все крепче и крепче. Силантий снова поднял винтовку и снова опустил: так и не смог выстрелить в человека, несущего девушку через пропасть.
Зимин чуть покачнулся, и Куманин закрыл глаза. Когда он открыл их, Зимин и Тася были уже на другой стороне.
— А как же лошади? — крикнул Смелков.
— И лошади пройдут, — крикнул в ответ Зимин. И начал рубить дерево, стоявшее на другой стороне пропасти.
Через полчаса, осторожно, сняв вьюки, Куманин и Митька провели лошадей по импровизированному мосту.
Экспедиция остановилась на ночевку на берегу реки. Тася и Зимин разжигали костер.
— Как вам это пришло в голову? — спросила Тася.
— Я артиллерист. Однажды я так переправил целую батарею. С пушками, — пояснил он ей, как маленькой.
Чуть в стороне, пристроившись у валуна, поросшего зеленым седоватым мхом, Митька чинил уздечку, а Куманин вырезал свистульку. Закончив работу, Куманин поднес ее к губам и засвистел.
— Перепелка, — угадал Митька.
Тася прислушалась.
— Перепелка… Совсем как у нас на даче, под Питером.
— Под Питером… — вздохнул Зимин и усмехнулся. — Господи, как все это давно было. Я и забыл — какой он… Санкт-Петербург. Перед войной служил в Пензе… А на фронт не попал. Угодил на каторгу.
— За что?
— Стрелял в своего отца-командира.
— Убили? — испуганно спросила Тася.
— Нет… Ранил. Я никогда не отличался сентиментальностью, но смотреть, как он издевался над солдатами… не мог. Однажды он поставил моего вестового на три часа в ледяную воду. Ну я и не выдержал… стрелял в него, потом трибунал… каторга.
— Сколько вы пережили… — сочувственно произнесла Тася.
— Я ни о чем не жалею. И потом… Если бы я не оказался здесь… — Зимин взглянул на Тасю и закончил уже совсем тихо: — Я не встретил бы вас.
— Мы могли познакомиться в Петрограде, — засмеялась Тася. — Девчонкой я обожала молодых офицеров.
— Могли, — засмеялся Зимин. — Но я в те времена был высокомерен и глуп. Вы не обратили бы на меня никакого внимания.
Послышалось глухое уханье совы.
— Сова, — сказал Митька, восторженно глядя на Куманина. — А ну-ка покажи еще раз.
Куманин сложил ладони особенным образом у губ, и снова послышалось совиное уханье. И в ту же минуту они услышали приглушенное ржанье лошадей.
— Чего это там? — насторожился Куманин.
— Может, медведь? — предположил Митька.
— Ну да? — покачал головой Куманин.
Они подошли к лошадям. Лошади стояли спокойно, меланхолически жуя сено.
— Куманин, — спросил Митька, поглаживая каурого жеребца с белой отметиной на лбу, — на геолога если учиться — долго?
Куманин присвистнул.
— Одной гимназии лет десять. Да там еще институты разные, академии.
— Да… — вздохнул Митька. — И думать нечего.
Он поглядел в сторону костра. Силуэты Таси и Зимина четко выделялись на фоне яркого пламени. Митька помрачнел. В свете костра волосы Таси казались золотыми. Она сидела, повернувшись к Зимину, обхватив колени длинными гибкими руками.
— Каторга… — тихо сказала Тася. — Я и представить себе не могу, что это такое…
Зимин молчал.
Утром участники экспедиции молча окружили лежащих на земле лошадей.
Митька протянул Смелкову скатанный шариком хлебный мякиш.
— Отрава, — сказал он.
— Товарищ Арсен! Сюда, скорее! — послышался из-за палатки голос Куманина.
В стороне, под деревьями, лежали вспоротые вьюки, мука высыпана на землю. Куманин протянул Арсену горсть муки.
Арсен понюхал.
— Керосин.
— Вся мука… залита керосином, — прошептал Куманин.
— Вот вам, Тасенька, и наивная хитрость дикаря, — сказал Зимин.
— Напрасно иронизируете, — вспылил Смелков. — Вы дежурили ночью. Это вы недосмотрели. Вы спали?!
— Я не спал, — сказал Зимин.
Тася смущенно отвернулась.
— Я тоже не спал, — сказал Митька. — Лошади привыкли к Силантию, вот и подпустили…
— Неужели придется возвращаться, черт побери?! — Смелков в отчаянии стукнул кулаком по дереву.
— Нет, Аркадий Николаевич, — сказал Арсен, — мы будем продолжать экспедицию.
— Как? Без лошадей? Без продовольствия?
— Я, Аркадий Николаевич, — с неожиданным для него волнением заговорил Арсен, — прибыл в Петроград на другой день после взятия Зимнего. Зимний дворец был взят без меня.
— О чем вы? — вспылил Смелков.
— Я хочу сказать, что Ардыбаш — это мой Зимний. И мы возьмем его, Аркадий Николаевич!
— Что вы предлагаете? Конкретно?
— Мы с вами спустимся до Чайгана на плотах, — сказал Арсен, — а там найдем лошадей.
— А если не найдем? — раздраженно спросил Смелков.
— Тогда… тогда пойдем пешком.
— Пешком? Изволите шутить?
Но Арсен не шутил. Лицо его было спокойно. Он твердо, но решительно смотрел на Смелкова.
Силантий сидел на сундуке в клетушке у Субботы и исподлобья смотрел на пустынный двор, где у коновязи жевал сено одинокий Агат.
— Зачем лошадей погубил, дурья башка?! — кричал на Силантия Суббота.
— Что хошь со мной делай, Ефим, а к золоту я их не допущу, — прохрипел Силантий.
— От тебя это не зависит. Отыщут они золото. По науке отыщут. Сами!
