Петр Сергеев - Когда открываются тайны (Дзержинцы)
— Да, папочка, я так счастлива...
Но в глубоких и ясных глазах Любочки с этого момента залегла тревога.
ГЛАВА VIII
МЕЖДУ МОЛОТОМ И НАКОВАЛЬНЕЙ
В стремительном темпе по клавиатуре старого «Ундервуда» бегают проворные девичьи пальцы.
Короткими фразами диктует Бородин очередное донесение. Фраза, опять фраза...
Любочка нервно выдергивает лист бумаги из-под каретки, бросает извиняющийся взгляд на своего начальника и закусывает губу: снова ошибка. То буква перескочит, то целое слово пропустит. Бородин недоумевает: раньше этого не было.
Но раздумывать некогда. Взор его суров, будто начальник Особого отдела по охране границ видит перед собою то, о чем говорит.
— ...Расположение врангелевских частей и беженцев, двоеточие... Написали? Подчеркните... Донские и Кубанские корпуса до двадцати тысяч человек, большей частью смешанные, расположены на острове Лемнос. В Бизерту прибыли двадцать пять судов врангелевского флота... французское посольство в Константинополе обнаружило крупное мошенничество в снабжении среди врангелевской армии. Врангель по-прежнему отдает приказы, как верховный правитель.
В Константинополе девять тысяч беженцев, в Бургасе — четыре, в Констанце — четыре с половиной тысячи... Написали? Среди них четырнадцать генералов во главе с Эбергардом... Эбергардом. Поставьте точку. Теперь с красной строки...
...Пойманный с поличным резидент северной группы разведчиков по кличке «Осног» показал на первом допросе... Пишите дальше. Врангель был вызван из Константинополя в Париж, где фельдмаршалом Фошем и генералом Тементом на тайном заседании обсуждался вопрос о создании новой армии для борьбы с большевиками. Французское правительство готово ассигновать для этих целей двести пятьдесят миллионов франков. Папа римский дает триста тысяч лир золотом. Военные действия предполагают начать весной 1921 года со стороны Румынии... Поставьте здесь точку. Опять пропуск? На середине страницы? Жалко. Не торопитесь. Работать надо быстро, но не спеша... Ничего, ничего. Перепечатаете. А я пока попробую сократить кое-какие фразы.
Сергей Петрович с сочувствием следит за отчаянным жестом Любочки, которая закладывает новую страницу и торопливо переносит на нее уже дважды продиктованный текст.
— ...Втягивается в эту авантюру Польша... Собираются остатки банд Балаховича, Петлюры и Савинкова... Немецкий фельдмаршал назначен во главе антибольшевистских частей. Французское правительство тайно решило пересмотреть Версальский договор с немцами и смягчить его, на условиях участия немцев в борьбе с большевиками... Местом организации немецких реакционеров под командованием Людендорфа назначена Бавария... Эта армия носит название «Новая Германия». Написали?
— Вот и все, Любовь Владимировна... Второй экземпляр, как обычно, в подшивку. Первый дадите мне. Копирку уничтожьте.
— Я знаю, знаю, — шепчет Любочка, опуская глаза. Руки ее дрожат.
Сергей Петрович приблизился, чтобы взять у Любочки первый экземпляр и отчетливо заметил у нее темные круги под глазами.
«Что-то Грицюк последнее время около нее увивается, — подумал Бородин, вспомнив последнюю репетицию «Медведя», — не обидел ли девушку?..»
Вернувшись к себе, Сергей Петрович заметил, что в руках у него папка, в которой машинистка обычно хранит чистую бумагу. Он второпях прихватил ее вместе с первым экземпляром рапорта для подписи. Машинально заглянув в папку, Бородин увидел там фотокарточку незнакомого молодого мужчины в военной форме... Интеллигентное лицо с широким лбом, прямым, чуточку длинноватым носом. Между высоко поднятой, заломленной уголком правой бровью и краешком прически — заметное родимое пятно. Внизу, прямо над обрезной линией карточки размашисто начертано: Машеньке от Володи.
Не успел Сергей Петрович что-либо подумать о карточке, на пороге появилась озабоченная Любочка. Она шла прямо к столу.
— Я у вас, кажется, забыла папку.
— Извините, это я ее по рассеянности захватил.
— Я думала, что только я сегодня рассеянная...
Сказано это было с явным упреком. Бородин поспешил извиниться, подавив в себе интерес к столь дорогому для Любочки человеку. Вскоре его мысли уже были заняты иным — звонила застава:
— Горит камыш!
Неоднократный поджог камыша и беспомощность начальника милиции в наведении порядка в плавнях Сергей Петрович рассматривал как явление, далеко выходящее за рамки обычного хулиганства. Охапка камыша стоила в Херсоне кусок хлеба. Ночные огни в плавнях все больше настораживали Особый отдел.
— Я вынужден подписать очередной приказ: расстреливать на месте поджигателей и лиц, даже косвенно причастных к этому варварскому делу. Милиционеров будем отдавать под суд за разгильдяйство, — заявил Бородин созванным по этому случаю работникам Особого отдела охраны границ.
— Оперативной группе во главе с Китиком нужно сейчас же выехать на место пожара и, в случае необнаружения виновных, взять заложников из числа хуторских кулаков, широко оповестив об этом население. Возражений нет?
Матросы сурово молчали. Сергей Петрович подписал письменное распоряжение и передал его Китику.
— Будем надеяться, товарищи, что история простит нам эту жестокость.
* * *Любочка пронумеровала страницы, сложила материалы в пакет для отправки, зарегистрировала его и опечатала.
Прежде чем собрать оставшиеся листки чистой бумаги в папку, она по обыкновению вынула оттуда фотографию.
— У меня есть отец, какое счастье!..
И вдруг она вспомнила, что он ждет ее сейчас, в эту минуту. Пакет следовало передать для отсылки начальнику оперативной части Потемкину, но тот уехал в плавни вместе с Китиком. Так приказал Сергей Петрович, тоже уехавший куда-то. Пакет получил дежурный, пожилой усатый матрос Нечипор Галушко, который будет дожидаться возвращения товарищей из-за Днепра.
Любочка торопливо взяла с этажерки свои варежки, собираясь уходить. В одной из них лежало что-то твердое. Так и есть: снова кусочек сахара, да еще завернут в папиросную бумагу, словно конфета.
Такой же кусочек нашла она вчера под своим «Ундервудом». Позавчера — целых два, в папке. И так уже несколько дней подряд.
Каждый раз, когда обнаруживала находку, Любочка хотела сказать о ней Потемкину или самому Сергею Петровичу. Она обязана была это сделать. Но было как-то стыдно, да и не хотелось подвергать опасности тайного доброжелателя. Впрочем, это было не так уж тайно.
Девушка весело вздохнула, подкидывая на руке сахар.
— У меня дочка такая вот, как ты, дома осталась... Оксана, — пророкотал за спиной Нечипор Галушко. — Характер твой: тихий, ласковый...
