Джиллиан - Город Голодных теней. Разносчик
Наташа помолчала, поглядывая на осунувшееся лицо. Но не выдержала, спросила:
- А она не сказала, что ты кричал? Что это было - другое?
Он пожал плечами.
- Что-то про огонь. - Радим придвинулся к столу, положил руки между тарелками. Кажется, он начал активно вспоминать. Во всяком случае, девушка боялась уже что-либо спрашивать, потому что видела, что он пытается выговориться. - А потом... Она ушла, и я не знал, спал ли, или кричал. Снова уснул. Но баба Стёша утром сказала - она подходила, слушала, дверь приоткрыла - опять кричал. Но она не стала будить. Говорит, хотела, чтобы из меня страх вышел. Мол, слышала такое, что человеку откричаться надо, а потом ему кошмары не снятся. Только со мной по-другому было. Утром просыпался и сразу понимал, что кричал - горло было пересохшим и хрипел сильно.
У бабы Стёши Радим прожил недели две. Вместе с нею обнаружил, что не деревенский: попробовал пару сельских работ - ни лопаты нормально держать не может, ни вил. С топором обращаться тоже не умел, хотя понравилось, и даже, приноровившись, переколол наваленные во дворе брёвна, которые уже в землю врастать начали - так давно лежали, никем не потревоженные: бабулька топила печь угольными брикетами - дешевле стоили. Мужики к тому времени избу бабы Стеши чуть не по брёвнышку-гвоздику перебрали, все заборы подняли. Она сначала всё удивлялась, а потом притихла и как-то сказала Радиму, что он счастливый человек - пусть не для себя.
А он, когда прижился, внезапно затосковал.
- Меня как будто позвали. Иди, мол, - сказал он.
И однажды парень предупредил бабульку, что ему пора. Она снабдила его кое-какой одежонкой и дала в дорогу старый, дырявый рюкзак, в который уместилась краюха свежевыпеченного хлеба - пекла сама, две пластиковые бутылки с колодезной водой и зелень с огорода. Провожая к просёлочной дороге, баба Стёша напомнила: если парень захочет, она пропишет его в избе - живи только.
Радим в своём путешествии шёл по одной линии.
- Меня как будто тащило именно сюда, - объяснил он своё желание идти. - Деревни были, города... А я всё остановиться не мог. Пару раз встречался кое с кем, с кем лучше не встречаться. Было раз, что на машинах подъехали, били. - Он вдруг ухмыльнулся. - Я дрался как псих, но их было больше, правда, один плюс был. Меня так стукнули, что я вспомнил, что я не Дима, а Радим. Девчонка там одна была - пожалела, меня подвезли к городу, бросили у вокзала. А та-ам - нищих... Не настоящих. Алкаши, в основном. Там у них целое братство было. Меня взяли сразу - побитый, мог напопрошайничать много. Я их сразу предупредил, что ору, когда сплю. Не поверили. - Он замолчал, ощерившись и стараясь сдержать злой смешок. - В общем, они меня тоже побили, потому что напугал их всех ночью до уср... извини - до чёртиков.
- Это уже в нашем городе? - медленно спросила Наташа.
- Ну, да...
- А когда дошёл, тебя уже больше не тянуло в дорогу?
- Нет. Как будто дошёл до нужного места, и теперь надо только ждать. Такое впечатление было. Только ждал я слишком долго. Иной раз казалось - придумал насчёт ожидания. А иногда казалось... - Он пожал плечами, поднял глаза на девушку. - Теперь я думаю, что всё дело в тебе.
- Что?! - поразилась Наташа. И сообразила его логику. Но сказать ничего не успела, как он подтвердил её догадку.
- Ты сама сказала, что видишь истинное лицо человека. Ты увидела для полиции адрес того, сердечника. Значит, ты должна сказать мне, кто я. Мне продолжать - про кошмары? Или...
- Продолжай, - сказала несколько озадаченная Наташа. - Мне надо подумать, а твой рассказ будет в тему.
- Мне в братстве дали место - около того магазина, рядом с рынком. И в первый же день подошли двое полицейских. Спросили, кто такой, и потребовали документы. Я сказал, что при себе пока нет, а сам напугался по-страшному. Всё про себя уговаривал их уйти, а они... Они и ушли. Я немного обалдел... Потом стало легче. Я с продавщицами-частниками перезнакомился - они начали предупреждать, когда полицейские приближались. А потом девушки сказали, что полицейские так часто никогда раньше не заглядывали в этот уголок. Подавали мне мало. Сначала. Потом я, осенью, начал расти. Вырос из всех своих одежд, что на мне были. Похудел - и морда стала достаточно жалкой, чтобы мне начали подавать. Пару раз я заметил, что мне подают одни и те же, причём стараются дотронуться до меня - на счастье, как говорили. Говорили, что приношу удачу. А я... Когда до меня дотрагивались, я просто думал: ты бы ещё денежку бросил в мою коробку! Ну и бросали, конечно. А потом стали говорить, что я им снился во сне... И тогда я решил попробовать специально придумать сон, чтобы мне подавали. А для полицейских - чтобы меня оставили в покое. А ещё были нищие из другого братства, которые считали это место очень хорошим и пытались меня согнать с него. Ну... для них я тоже придумал сны. И меня оставили в покое. Все. И я всё ждал, когда же будет то, ради чего я пришёл в этот город. И вот оно - сбылось. Появилась ты. Теперь - ты. Ты узнаешь, кто я? Ты попробуешь разглядеть моё истинное лицо?
Он, наверное, забеспокоился, как бы она наотрез не отказала ему: быстро вытянул руки и схватил её ладони, заглядывая в глаза.
Хуже всего, что, однажды прорвавшись через его внешний взгляд, она теперь с трудом смотрела ему в глаза. Привыкнуть к брызгам крови на его лицо не могла. А постоянно смотреть в глаза, как он неосознанно требовал...
- Радим, - наконец решилась она. - Я могу это сделать. Проблема в том, что я недавний курсант, по словам Алексеича. Если ты видел меня в парке, то, наверное, видел рядом со мной лысого такого мужика с жёсткими глазами. Это и есть Алексеич. Он был рядом со мной, потому что опасался, что я не смогу сама сделать всё, как надо. И... Радим, не обижайся. Там был мертвец. С ним, как ни странно, легче. С живым трудней. Я уже вижу твоё истинное лицо. Но дальше я боюсь заглядывать. Рядом нет Алексеича, который сможет меня вытащить, если что.
- Что значит - вытащить? - твёрдо спросил парень, не отпуская её рук.
- Понимаешь... Техника вглядывания предполагает ментальное проникновение в ауру человека. В слои, которые прячутся очень глубоко. Если человек, в которого надо вглядываться, силён, он может, сам того не желая, поймать вглядывающегося. И... превратить его в раба. То есть закабалить его сознание.
- Не понимаю, - пробормотал Радим.
- Ну, если просто, то всё выглядит так: я заглядываю в твои глаза, пробиваюсь в твоё подсознание, где глубоко прячется твоя память. И - превращаюсь в идиотку.
- Что?!
Наташа опустила глаза.
- Радим, ты очень сильный. Но ты не обучен. Ты можешь интуитивно поймать моё сознание и утопить его в себе, внутри. Это и есть рабство. Алексеич знает это. Поэтому он тебе сказал про вескую причину прийти к нему и про меня, если обидишь. Мы уже кое-что про тебя знаем, но Алексеич боится: если ты узнаешь внезапно про себя, может случиться плохое. И с тобой, и с теми, кто тебя окружает.
