Виктор Лавринайтис - Падь Золотая
— Нет, Женя, столько пишут и рассказывают страшного про тайгу! Неужели всё врут? — возразил Паша. — Не напали потому, что нас много. Ну, и дедушка с нами. К нему звери привыкли, как к Федьке собаки… А все-таки храбрый парень Федька! Ты бы, Женя, ушел, как он, совсем один?
— Если боевое задание, конечно пошел бы… — Женя помолчал и добавил: — Только в первый раз, наверное, боялся бы немного.
— И я бы пошел… — сказал Паша.
— Молчи уж! — оборвала его Наташа. — Тоже туда же… Чем болтать, залезь лучше на дерево, посмотри, не видно ли Федьки.
— Ничего не видать! — через минуту донесся с дерева голос Паши. — И зверей тоже не видать!
— Дедушка, ничего с Федькой не случится? Не заблудится он? — озабоченно спросил Женя.
— Кто его знает? — неопределенно ответил Сергей Егорыч. — Тайга — она тайга и есть… Ну-ка, Боря, давай мастерить стол. Звери зверями, а на таборе должен быть порядок.
Экспедиция после первого походного дня готовилась к ночлегу. Солнце склонялось к закату и устало покоилось, точно отдыхало, в розоватых и легких, как перышки, облаках.
Лошадь была развьючена. На опушке горел костер. Около него неторопливо возился с котелками и мешочками Боря. Наташа помогала ему. Женя устраивал постель. Паша уже закончил свою работу — начистил картошки, натаскал воды. Однако Федя с разведки все еще не возвращался.
Дедушка приучал ребят к таежной жизни. Хотя им была знакома любая работа — дома приходилось все делать, — но здесь пришлось учиться новому. В тайге все делается по-особому, все труднее. Задумается ли кто дома, как заправить постель? Конечно, нет. А устроить постель в тайге оказалось совсем не так просто. Правда, настлать под кошму мелких веток или травы, чтобы мягко было и от земли сырость не проникала, всякий догадается. Многие догадаются также положить над изголовьем и вдоль боков по бревнышку, а лучше по два, одно на другое, — постель раскатываться не будет и ветерком не продует, теплее спать. Это просто.
А вот с какой стороны костра постель устроить? Оказывается, не все равно. Надо с наветренной стороны, чтобы, когда уснешь, дым на тебя ночью не пополз, искры не полетели. Нужно, значит, сначала определить, откуда ночью ветерок тянуть будет. А это уже непросто…
Или костер. Как его сложить так, чтобы теплее было и дров сжечь поменьше? Конечно, дров в лесу много, но переводить их напрасно тоже нечего.
А как сделать таганок, да такой, чтобы можно хоть пять котелков подвесить и жаром управлять? Кипеть надо супу — кипит, не кипеть и не остывать — не кипит и не остывает.
Как все это сделать?
Ребята старательно учились у дедушки. До пади Золотой далеко: путешествуя с нашей экспедицией, ты, мой читатель, тоже наберешься опыта таежной жизни. Пока же только стол удался такой, что Боря им залюбовался. А дела всего на пять минут: нужно выкопать две канавки на расстоянии метра одна от другой, такие, чтобы в них можно было спустить ноги. Площадку между канавками накрыть плащом. Вот и всё. Стол готов.
Ну, теперь Боря может навести порядок: расставить миски, кружки. Один угол стола он выделил под продукты и сложил туда многочисленные мешочки и узелочки. Для всего нашлось свое место. Сразу стало удобно и уютно. Не путаются под ногами ни котелки, ни банки. А главное — сидеть хорошо. Выброшенную из канавок землю Боря сложил позади холмиком так, что можно откинуться на него, как на спинку дивана. Ребята тут же попробовали. Чудесно, как в настоящем кресле! Дедушка, правда, сидел иначе — ноги калачиком под себя. Ребята попробовали — больше пяти минут не выдержишь.
Нет, очень интересна таежная жизнь! Если бы только не эти звери…
— Вот сейчас тебе, Женя, приказ писать можно! — с наслаждением развалившись, воскликнул Паша. — Садись за стол и пиши.
— Какой приказ?
— А ты и не думал? Без приказов нельзя. В каждой экспедиции приказы и дневники пишутся. Папанинцы на Северном полюсе и то писали. А если бы партизан Сергей дневник не писал, никто никогда про падь Золотую не узнал бы. И с нами всякое случиться может. Вдруг звери…
— Хватит тебе, Пашка, каркать! — рассердился Женя. — «Звери, звери»!
— А приказ писать все равно надо.
— Надо, — подумав, согласился Женя. — Потом напишу. Я еще постель не кончил.
— Тогда знаешь что? Я свою работу уже сделал — напишу приказ, а потом вместе обсудим. Ладно?
Экспедиция втянулась уже в настоящую тайгу. Правда, это была еще не та тайга, где не ступала нога человека, о которой мечтал Паша. Ребята пришли сюда по тропе, хотя и заросшей травой и кустарниками, но все же проложенной людьми.
Это была и не та тайга, какой ее раньше представляли ребята: мол, непроходимый, дремучий лес, а за каждым деревом — зверь. Ни одного зверя ребята еще не видели. Конечно, они были, но почему-то не обнаруживали себя. И неопытному человеку тайга бы показалась веселой и совсем не страшной.
Здесь все напоминало лес вблизи Монгона, куда мальчишки бегали за удилищами. Так же по склонам рассыпались веселые березки в белоснежных платьицах и тонкоствольные стройные лиственницы с нежной, мягкой хвоей. Так же спокойно и высоко раскинули свои кроны молчаливые сосны, охраняя молодую поросль задорных, ершистых сосенок. Так же лиловел сохранившимися кое-где цветами багульник — чудесный забайкальский кустарник, густо покрывающий склоны сопок.
И все-таки это была тайга. Не слышно здесь ни человечьего голоса, ни гудка паровоза, ни лая собак. Только раздавались тут и там голоса птиц. Резко, гортанно, точно вдруг рассердившись на кого, крикнет большеголовая сойка, пискнет, снуя по дереву вверх и вниз головой, неутомимый голубоватый поползень. Застучит дятел. Пронзительно, переливчато засвистит красноголовая желна и сразу оборвет, прислушиваясь, не подкрадывается ли кто к ней. Если остановиться и вслушаться, то можно различить едва уловимые шорохи, вздохи, подозрительные вскрики и потрескивание.
Таежные голоса, таежные звуки…
Цепи гор и округлых сопок, покрытых лесом, отделялись одна от другой долинами, падями и распадками. По падям протекали быстрые, с холодной чистой водой речушки. Встречались небольшие озера. Но даже в падях, которые походили на степь около Монгона, голоса птиц звучали по-особому. Будто те же песни жаворонков, то же кукование беззаботных кукушек, та же жалобная просьба парящего высоко в небе коршуна — «пи-и-ить… пи-и-ить», — все будто знакомо, но в то же время кажется другим. Да так и должно быть. Здесь действительно уже другие птицы. Они очень хорошо знают, что такое острые зубы соболя, колонка и других хищных зверюшек, они слышали рев медведей и вой волков, им приходится постоянно остерегаться бесшумной и кровожадной рыси. И пади только напоминают, но совсем не походят на родную примонгонскую степь. Там, куда ни посмотришь, увидишь людей, постройки, изгороди, скот. Здесь — только одна едва заметная тропа напоминает о человеке. Здесь — тайга!
