Густав Эмар - Твердая рука. Гамбусино
Это был маленький тучный человек с красноватым, апоплексическим цветом лица. Ему едва перевалило за сорок лет, но совершенно седые волосы, изборожденный глубокими морщинами лоб и зеленоватые с припухшими веками глаза, глубоко сидевшие под густыми взъерошенными бровями, придавали ему старческий вид, что мало соответствовало его резким движениям и развязности его манер. Длинный, тонкий, крючковатый, как птичий клюв, нос фиолетового цвета, загибавшийся почти над самым ртом, выдающиеся скулы, испещренные тонкими синеватыми венами, дополняли эту причудливую физиономию, до странности схожую с сычом. Этот нескладный человек с отвислым брюшком, с коротенькими руками и ногами, плохо прилаженными к его неуклюжему туловищу, обладал столь подвижными чертами, что не представлялось никакой возможности прочесть на лице этого толстяка мысли, копошившиеся в его мозгу, особенно когда он бесстрастно впивался в собеседника своими безжизненными и холодными глазами. Короче говоря, этот персонаж с первого же взгляда на него внушал к себе безотчетную брезгливость, какую вызывают в нас все пресмыкающиеся. Это был дон Руфино Контрерас, один из самых богатых землевладельцев Соноры, избранный год назад сенатором в мексиканский конгресс от штата Колима.
Итак, мы познакомились с наружностью особы, с которой дон Фернандо вел почти трехчасовую беседу. Сейчас мы узнаем, какие обстоятельства вызвали этот серьезный разговор. Часовая стрелка подходила к трем часам пополудни, и в комнату, где находились наши собеседники, уже доносился смутный гул, этот верный провозвестник пробуждения рабочих асиенды. Дон Фернандо, заложив руки за спину и нахмурив брови, крупным шагом ходил взад и вперед по комнате, а дон Руфино, откинувшись на спинку кресла, не сводил с него глаз. На губах сенатора играла лукавая улыбка, а сам он принял вид человека, всецело поглощенного удалением с помощью ногтя правой руки несуществующего пятна на своих брюках.
Но вот без устали шагавший маркиз внезапно остановился перед доном Руфино, который устремил на него насмешливо вопросительный взгляд.
– Итак, – произнес дон Фернандо, тщетно стараясь скрыт! свое волнение, – вам во что бы то ни стало необходима эта сумма, и не позднее чем через восемь дней?
– Да, через восемь дней, – ответил толстяк, улыбаясь.
– Но почему же вы не предупредили меня заранее?
– Из одной деликатности, любезный сеньор.
– «Деликатности»? – чуть не подскочил от изумлени; дон Фернандо.
– Надеюсь, вы не сомневаетесь в моем дружеском распо ложен ии к вам?
– Боже мой!.. Судя по вашим словам…
– Мне кажется, я доказал это на деле.
– Пусть так. Не стоит уточнять.
– Я тоже так думаю. Пойдем дальше. Я знал, как вы стеснены в средствах, и поэтому старался добыть эту сумму как нибудь иначе. Мне просто не хотелось осложнять ваше и без того затруднительное положение требованием такой крупно? суммы, и я решил обратиться к вам лишь в самом крайнем случае. Теперь, надеюсь, вам ясно, дорогой мой сеньор, чтс мои действия диктовались соображениями дружбы и сочувствия. К сожалению, время сейчас трудное, торговля пережива ет почти полный застой, вызванный назревающим конфликтом между президентом и южными штатами, и мне не удалось взыскать с других должников даже самой ничтожной суммы Между тем я сам нуждаюсь в деньгах, а вы давно уже должны мне – не сочтите это за упрек. Судите теперь сами, что ж мне оставалось делать, как не обратиться к вам?
– Право, не знаю… Но мне все же кажется, что вы могли бы заблаговременно уведомить меня, прислав записку с каким-нибудь пеоном.
– Но именно этого-то я и хотел избежать, любезный сеньор. К тому же я приехал сюда не из дому. Да я вообще был убежден, что соберу нужную сумму и мне не придется даже заезжать к вам за деньгами.
Дон Фернандо метнул в своего собеседника взгляд, который заставил бы призадуматься дона Руфино, не займись сенатор в этот момент с еще большим остервенением своим воображаемым пятном. Помолчав с минуту, маркиз снова зашагал по комнате.
Солнце тем временем стало склоняться к горизонту, и жизнь проснувшейся асиенды вошла в свою обычную колею. Со двора вместе с мычанием быков и ржанием вьючных лошадей доносились понукания пастухов и щелканье их бичей. Дон Фернандо подошел к окну, приподнял жалюзи, и в комнату ворвалась струя заметно посвежевшего воздуха. Облегченно вздохнув, дон Руфино выпрямился в кресле.
– Уф! – блаженно произнес он. – А я порядком-таки устал, и не столько от проделанного сегодня длинного путешествия верхом, сколько от невыносимой жары.
Дон Фернандо вздрогнул, словно от укуса змеи: намек дона Руфино напомнил ему, что он погрешил против всех правил мексиканского гостеприимства, забыв обо всем на свете, кроме требований безжалостного кредитора. Похолодев от мысли, каким неприличным должно было выглядеть его поведение в глазах уставшего путешественника, дон Фернандо позвонил и коротко бросил вошедшему пеону:
– Прохладительного!.. Вы уж извините меня, сеньор, – обратился он к дону Руфино. – Признаюсь откровенно, ваше неожиданное требование так ошеломило меня, что я до сих пор не подумал предложить вам закусить с дороги. Ваши апартаменты готовы. Вам пора отдохнуть, а разговор наш мы возобновим сегодня вечером или завтра. Надеюсь, мы придем к соглашению, одинаково приемлемому как для вас, так и для меня.
– Ничего другого мне бы и не хотелось, поверьте, дорогой мой сеньор! Бог свидетель, это самое горячее мое желание, – ответил дон Руфино, поднося к губам стакан оранжада[31], поданный пеоном. – Но увы! Я сильно опасаюсь, что, при всей моей готовности пойти вам навстречу, нам трудно будет достигнуть соглашения, если только…
– Если только?.. – резко прервал его дон Фернандо. Дон Руфино не торопясь, мелкими глотками допил стакан, поставил его на стол и с довольным видом откинулся на спинку кресла.
– Если только вы не внесете мне сполна весь свой долг. Но, признаюсь, – добавил он, старательно скручивая пахитоску, – судя по вашим же словам, это кажется мне довольно затруднительным делом.
– Вот как! – недовольно воскликнул дон Фернандо. – А почему вы так думаете?
– Я ничего не думаю, дорогой мой сеньор, я констатирую факт, вот и все!.. Позвольте! – воскликнул он. – Да вы же сами только что жаловались на свое стесненное положение!
– Верно, но что ж из этого следует?
– Да очень простая вещь: семьдесят тысяч пиастров – сумма немалая; даже очень богатые люди не всегда располагают такой крупной наличностью, а тем более при стесненных обстоятельствах.
