Георгий Кубанский - Тайна реки Семужьей

И Федя, не теряя времени, приступил к объяснению.

— Там люди наша пропадай! Худой милиция тащит их. Силом тащит!

Саамы не шевельнулись. Лишь один из них повернулся к соседу и бросил несколько непонятных слов.

Это уже серьезно встревожило Федю. С таким риском и трудом вырвался он из сазоновской компании, выбрался из пропасти, пещеры, нашел людей… И теперь не может с ними столковаться, не может объяснить им, какая опасность грозит его друзьям!

— Давай, давай, живо! Ходи со мной, ходи на гора! — почти кричал он, плача от разъедающего глаза едкого дыма. — Помогай надо. Не милиция хватай наши люди. Худой человек!

Саамы по-прежнему оставались неподвижны; настолько неподвижны, что когда они переговаривались, казалось, что слова произносят не они, а кто-то невидимый в темной глубине куваксы.

— Беда там! Беда! — кричал Федя, уже не зная, какими словами можно оживить этих окаменевших людей, глухих и немых. — Люди там!..

Федя хотел сказать что-то очень сильное. Но тут легкий ветерок прижал сверху дым, и он быстро заполнил куваксу. Спасаясь от него, саамы прижались к устилавшим землю шкурам. У Феди дым перехватил дыхание. Желая глотнуть чистого воздуха, он невольно бросился к выходу. Остановил его короткий резкий толчок под колени. Одновременно кто-то сильно рванул юношу сзади, за плечи. Еле стоявший на ногах от усталости, ослепший и задыхающийся от дыма, Федя рухнул на спину. Застигнутый врасплох, он не успел оказать сопротивления — руки его были схвачены крепким сыромятным ремешком.

Связать ему ноги оказалось труднее. Опомнившись, Федя сопротивлялся отчаянно. Подвернувшийся под ноту пастух получил такой пинок, что вылетел из куваксы вместе с полостью. Впрочем, он тут же вернулся и навалился на Федю, извивавшегося со связанными руками.

Полость у входа распахнулась. В куваксу вошел пожилой саам. Одетый в просторный совик, похожий на широкое, сшитое колоколом платье из грубого сукна с откинутым на спину капюшоном, низко перехваченный тасмой — поясом с длинной, почти в четверть метра кованой медной пряжкой, он ничем не выделялся среди других пастухов. И вместе с тем что-то едва уловимое в фигуре и голосе отличало его от остальных. Стоило ему войти в куваксу — и все оставили Федю и принялись наперебой рассказывать о том, что произошло сейчас. Слушая пастухов, пожилой саам чуть склонил умное лицо с резкими морщинами на лбу и по краям четко прорезанного, волевого рта.

Невольно и связанный Федя прислушался к непонятной для него речи, ловил редкие знакомые слова. Одно из них резнуло его слух так, что он весь напрягся. И снова услышал он знакомое страшное слово «шпион».

— Кто шпион? — закричал Федя. — Какой я вам, к черту, шпион? Я — русский человек. Рабочий строительства. Комсомолец!

Молодой саам, вязавший ему руки, обернулся и на вдетом русском языке спросил:

— Какой ты русский, если по-русски ни шиша говорить не можешь?

— Вошел, здравствуй не сказал, — добавил стоящий за ним старик. — Русский!

— Я?.. — Федя рывком сел на шкуры. — Да я в Серпухове десятилетку кончил! Я…

Обычно сдержанный и молчаливый, он захлебнулся от возмущения. Еще бы — его приняли за шпиона!

— У меня отец на фронте погиб! — почти кричал он. — Я сам добровольно приехал сюда. По путевке ЦК комсомола приехал. А вы… Шпион!.. Связали!

— Пожалуй!.. — задумчиво согласился пожилой саам, всматриваясь черными зоркими глазами в связанного Федю. — Пожалуй, верно. Шпион не такой дурак, чтобы забраться на Мурман, не зная по-русски. — Он помолчал немного и добавил с еле заметной доброй усмешкой: — Шпион, наверно, и нас, саамов, знает лучше, чем некоторые комсомольцы с десятилеткой едущие помогать нам. С путевкой ЦК комсомола!

Удар был нанесен точно. Федя почувствовал, что краснеет, и не нашелся с ответом.

— Развяжите его, — сказал пожилой саам.

Он подождал, пока Федю освободили от веревок, и спросил:

— Паспорт есть?

— Есть паспорт, пропуск на строительство, — хмуро ответил Федя, вытирая кулаком слезящиеся глаза. — И комсомольский билет.

Федя расстегнул лыжную куртку. Достал из внутреннего кармана, зашпиленного английской булавкой, документы.

Пожилой саам отвернулся к услужливо откинутой стариком полости. Внимательно проверил документы, сличил приклеенные к ним фотографии и спросил:

— Где прописан?

«Вот это чудеса! — искренне изумился про себя Федя. — В тундре интересуются пропиской».

— Я прописан в общежитии строительства, — сдержанно ответил он.

— Правильно, — подтвердил пожилой саам, возвращая ему документы, и протянул широкую крепкую руку. — Что ж!.. Будем знакомы. Фамилия моя Сорванов. Зовут Прохор Петрович. Бригадир-оленевод. А это… — он слегка подтолкнул к гостю смущенного неожиданным поворотом дела круглолицего парня с жесткими черными волосами. — Это наш Яша. Тоже Сорванов. А тот… Дорофей. Но уже не Сорванов, а Галкин. А это самый старый пастух в районе. Так и зовут его все: старый Каллуст.

Прохор Петрович взглянул на залитое слезами лицо Феди и мягко, словно извиняясь, объяснил:

— Дымно в куваксе. Ребята набегались с утра за олешками. Пристали. Опять же и постряпать надо. — Он обернулся к Яше и сказал: — Убери-ка дым.

Яша привычным плавным движением вынырнул из куваксы. Вскарабкался по одной из жердей наверх и прикрыл куском брезента часть отверстия с наветренной стороны. Дым над костром сразу выровнялся столбом.

Прохор Петрович дал Феде отдышаться, потом спросил:

— Как ты попал сюда? Далеко забрел от поселка.

— Не близко… — согласился Федя.

И рассказал внимательно слушающим пастухам о поисках Васьки Калабухова, о следах, что привели новоселов на Семужью, об их задержании. Рассказал о Сазонове и его сообщниках. Не утаил Федя и о своем побеге.

— Сазонов? — повторил Прохор Петрович, припоминая. — Сазонов… Не знаю такого.

— Зато я знаю! — горячо воскликнул Федя. — Раскусил его. В поселке он… законник. А здесь?.. Показал себя! Связался с какой-то шантрапой…

— Да-а! Всякое бывает! — уклончиво протянул Прохор Петрович, думая о чем-то своем. — А насчет Васьки вашего еще вчера утром передавали по радио.

— По радио? — насторожился Федя. — Нашли его?

— Нет. Мать получила от него письмо. Пишет ей Васька, что уехал далеко. На неделю. Просил мать не тревожиться.

— Не тревожиться! — возмутился Федя — А его ищут!

— Все уже вернулись в поселок, — успокоил его Прохор Петрович. — Одни вы ищете. — Он подумал и добавил: — Если след ваш верный… надо искать. Нечего мальчишке болтаться по тундре. Может в болото залезть, с горы сорваться…