Добро. Первая часть - Павел Нефедов
На этот раз это был не сон. Не отключка, не перезагрузка. Это была вечность. Вечная нежность, которую нам дарила любовь. Ой, ребята! Скажу я вам, это не передать словами. Вечная нежность, из которой есть выход в любовь! М-м-м-м! Этим мычанием я заменил высокие слова.
Теперь у нас было два мира. Маленький, с которым мы весело игрались. И большой, с которым мы также задорно проводили, якобы время. Иногда мы даже путали их местами, ну, как бы заигрывались, и с нами происходили всякие странные, но забавные вещи. И это можно охарактеризовать материально. Все происходило, вплоть даже до перемен в нашей внешности. Словно мы устроились на пол ставки в театр. Почему на полставки? Да потому, что мы гримировались и отыгрывали роли на половину. Как пластилиновая фигурка, попавшая к трехлетнему малышу.
Наши тела принимали нелепые формы, про лицо я вообще молчу. Один только смех. И мы совершенно не думали, и не переживали, что все это так и останется непоправимым. У нас и мысли не было, мол, мы такими и останемся.
А самое главное, что я веселился даже больше Саньки. Он хотя бы иногда останавливался, и смотрел на все это с вопрошающим видом. Я же вошел в конкретный раж. В какой-то момент мы с ним слепили такую фигуру из себя, что со стороны это была общая бесформенная, с человеческой точки зрения, масса. Но мы, как ни странно, чувствовали себя очень комфортно, и даже как-то привычно. Естественно, мы и до этого момента ощущали сильное единение. Но тут… Это непередаваемо! – Чистейшее осознание двух в одном целом.
Что было дальше с этим пластилином, я лучше промолчу, потому что мы перепробовали все свои фантазии из школьной программы лепки. Иногда наши фигуры меняли плотность пластилина, отождествляя себя с прототипами.
– Пап, так классно! – Воскликнул сын, только было не ясно, кто именно, он или я.
Все настолько перемешалось, что мы перестали следить даже за осознанностью единения и частности. Осознание растворилось, превратившись в детский конструктор – лишь бы интересно и весело.
Затем начались разные вариации игр. Мы не просто меняли мир, а вслед за ним менялись и мы. Теперь перед нами стояла задача сделать все наоборот. Мы отрывали от себя, понимайте это как хотите, смеюсь… Мы отделяли от себя кусок пластилина, лепили из него фигурки и это сразу же проявлялось в мире. Он дополнялся тем, что мы слепили, только в макро-пропорциях. Вначале это были неказистые и неровные геометрические фигуры, чем-то похожие на земные. Но впоследствии, мы решили придавать им замысловатые и трудоемкие формы. – Так рождались наши первые материальные труды. Сразу поясню, материальные – я так обозначаю труд физического земного тела. Можно все это заковать в кавычки, так как в новом мире, все обстояло немного иначе. Но чтобы вас не запутать теми ощущениями, тем восприятием, я буду это обозначать, как физику, материю.
Рядом с нами возникла такая же пирамида с пещерой – «гора», как та, в которой мы обитали, что ранее я воздвиг чистым намерением. Только теперь этот процесс получил посредника – лепку макета.
Ну как вам? Схоже с земной системой, где между собой и собой всегда есть посредники. И я вам скажу так, какие бы миры я не посещал, какие бы не создавал, все они имеют систему. А в процессе, все эти системы сходятся в одну, идентичную с земной. Ну только названия и декорации бывают немного с другими оттенками. А так, все то же.
Ну, ну… Поспешу вас успокоить. Это всего лишь действительная реальность, от ничто, до все… А уж вы можете фантазировать в этой закольцованной и пустой реальности, как захотите. Убежав в свой человеческий мирок, наслаждаясь своими расписными границами. В любом случае, все хорошо – и зло, и добро, когда оно у вас существует. Главное менять местами, чтобы не наскучило.
Пещера получилась более искусно. Чувствовалась рука посредника – труда. Он задействовал мысли. А они, в свою очередь, пригласили на помощь чувства. Так и получился шедевр. И с ним работала целая созидательная бригада, а не только мы с Сашей.
Не хочу сказать, что нам не хватало с сыном системы, и именно поэтому мы пригласили посредников между творением и творцами – творцом. Просто-напросто мы хотели перемен, как сердца, которые их ждут…
Да, забыл сказать. Мало, что приходило с дуновением ветра воспоминаний в новом мире, но песня «Перемен» до меня ласковым мотивом доходила, пусть и подсознательно.
У пещеры получились более гладкие края, перепады и выступы. Она казалась более мягкой и уютной. Ну как книга «Добро», где я стал более просто изъясняться, по сравнению с книгой «Чувства», где меня просто цифровала идея познания себя. А ведь всегда все намного проще… Любовь – это любовь, а жизнь – это жизнь, без объяснений.
Вход освещался незримым лунным светом, причем, не имея времени суток – по крайней мере. По точному распорядку. Свет тонкими переливами ложился на все стены, что были поблизости от входа. Получалась некая игра твердой энергии – зримой, и более мягкой – еле уловимой. Кстати, свет в новом мире не выполнял тех функций, что на земле. Он иногда был мраком, а иногда освещал этот самый мрак. Другими словами, свет просто существовал, а иногда делился на себя и свою тень.
И всегда, когда появлялся «разноцветный» свет, появлялись и странные маленькие существа, которые поглощали его. В привычном мире свет поглощал тьму, а тьма свет. Здесь же, так как это была единая сущность, его поглощали маленькие букашечки с крыльями. Во всяком смысле я их так видел. По секрету, я их и создал, когда ко мне пришла мысль – «А куда девается свет, если он и есть тьма?». Букашек я создал на скорую руку… Да, да, именно руку. Когда мы с сыном занимались продуктивной лепкой. Я незаметно отлепил маленький кусочек и сотворил мушек. А потом показал их сыну. Мы долго смеялись. Они получились очень жадными до света, но такими забавными.
За всеми этими играми мы не заметили, как разъединились. И теперь в мире были две пластилиновые фигурки, которые что-то от себя отрывали, и лепили этот самый мир. Разницы мы не почувствовали. И я был благодарен новому миру за то, что он воочию и «чувственно» мог показывать, что все едино, и множественно. Причем в одинаковом
