Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев
— Рана не беспокоит. — Он пошевелил пальцами больной руки. — Но раз мама велела, значит, сделаем. Сами-то вы не голодны?
— За нас не беспокойтесь, — заверил Андрей. — Марта, а где ж груши?
— Ой, я и забыла! Они в самом низу. А ещё вам записка! — спохватилась она. Вылезла из шалаша, достала из «кармана» на груди сложенный вчетверо и пришпиленный булавкой носовой платок — в нём лежал клочок бумаги. Вернувшись вручила его адресату.
— Ну-ка, что тут… — стал пробегать глазами, перестав при этом дожёвывать откушенное. Пройдясь несколько раз, сунул в карман, снова накинулся на еду. — Так что там за делов натворили изверги рода человеческого? — спросил после некоторой паузы, глядя на всё ещё коричневое от йода ухо Андрея.
— Немец чуть было не застрелил Андрюшку!..
— Даже так? — испуганно вскинул голову лётчик. — Ухо — это его работа?
— Ухо — ерунда… Соседку, тетъ Шуру, насмерть убили. Автоматом по голове.
Настала очередь удивиться Марте — почему ж ей не сказал?
— Да-а… Как говорит пословица, подержал недолго, а когти знать. С тобой-то как получилось?
— Глупая история, дять Саша… Не хочется и вспоминать.
— Ну, значит, этот вопрос замнём… Что прошло, то ушло навсегда. Только в дальнейшем старайся не рисковать жизнью без крайней необходимости.
— Больше на авось надеяться не стану, обещаю…
Между тем Марта убрала «со стола», приготовила медицинские принадлежности, уточнила:
— Вода в котелке кипячёная? — Осторожно, с примочкой, отделила тампон. Рана в этот раз не закровоточила. Отсутствовало и нагноение, но выглядела всё ещё устрашающе. — Начала заживать, — заявила, тем не менее, санитарка уверенно. Сделав, что нужно, и забинтовав стерильным, из индпакета, бинтом, предупредила: — Без меня не трогать, пожалуйста! А то как бы не занести инфекцию.
— Слушаюсь, товарищ сестричка! Тебе мама не говорила о содержании записки? — поинтересовался больной.
— Сказала только, что она поможет вам связаться с кем нужно. А что?
— Да вот… Я, пожалуй, к ночи оставлю ваш гостеприимный островок.
— Так скоро? Но обещайте хоть соблюдать осторожность, когда будете менять повязку.
— Обещаю. — улыбнулся выздоравливающий.
— Дять Саша, а чё вы так скоро? Нехай бы поджила рука, а потом уж и…
— Так надо, сынок. «Куй железо, пока горячо».
— Вобще, понял. Но ежли не получится, то возвращайтесь к нам, ладно? У нас с ребятами есть надёжное укрытие. А лодка будет ждать вас у берега.
— Спасибо, воспользуюсь твоим предложением обязательно. Наведаюсь дня через два-три.
Андрей догадался, что в записке указан адрес явки, где лётчику помогут связаться «с кем нужно», то есть со своими. И ещё — что Ольга Готлобовна как-то причастна к оставленному нашими подполью «для организации партизанской борьбы», как выразился дять Саша.
Предвидя скорое расставание, может быть — навсегда, он спросил:
— Дять Саша, может хуть вы знаете: наши скоро вернутся?
— Не стану, Андрюша, врать: я этого не знаю. Но в одно верю твердо — вернутся обязательно!
— И ещё хочу спросить… Он вам сильно нужен? — кивнул на кобуру.
— Ну как же, конечно нужен. Им много врагов не уничтожишь, но если случится безвыходное положение, жизнь подороже продать можно. А зачем тебе пистолет?
— Пока и сам не знаю. Просто у нас с ребятами нет никакого оружия, а оно…
— Вам и иметь его ещё рано. Не детское это дело — воевать. Вы должны выжить обязательно. Чтобы отстраивать страну и продолжить начатое нами.
— А разве не может и у нас случиться так… ну, чтоб подороже. Наши вернутся нескоро — может, через месяц, а то и полгода. Что ж нам, молча терпеть издевательства?
В словах Андрея столько было решимости и недетского гнева, что Александр Сергеевич, вздохнув, заметил:
— Я тебя понимаю… Но и ты должен меня понять. — Достал записку и ещё раз внимательно прошёлся по строчкам, как бы запоминая написанное наизусть.
— Станица Ивановская, знакомое название, — произнёс вслух. — Это где-то недалеко отсюда?
— А вон она виднеется, — показал Андрей на юг. — Видите купол церкви? Там не церква, а настоящий дворец. Километров десять отсюда.
— Понятно. Тут вот сказано, чтобы я эту записку уничтожил на ваших глазах. Спички нынче дефицит, но давай, Андрюша, одну испортим. Ты, похоже, не куришь? В тайнике курева не нашлось.
— Мне что, делать больше нечего, как мозги дурманом затуманивать? И ребята наши никто такой дурью не мается. — Он зажёг спичку, записка вспыхнула. — А вы курите?
— Курил… Но — брошу «такой дурью маяться». А теперь — он достал из кармана часы, — прими, Андрей, вот это в подарок и на память. Не отказывайся, ты их заслужил. Ну и что, если золотые. Бери, Андрюша, не обижай! А это, — снял кольцо с пальца, тоже золотое, — тебе, сестричка. Да, дочка, оно обручальное. Только все мои погибли — и жена, и двое ребятишек… Пусть останется тебе в знак моего глубокого уважения и благодарности.
Ребята ни в какую не соглашались принимать столь дорогие подарки, пока лётчик не привёл ещё один веский довод:
— Мне предстоит погулять по вражьим тылам, и с такими блестящими игрушками это небезопасно.
— Но часы-то, — упирался Андрей, — вам же без них никак нельзя!
— Давай считать дело решенным, — твёрдо настоял на своём даритель. — И будем, пожалуй, прощаться. Я доеду с вами до берега, покажете, где тут у вас пристань. Лодка останется в моём распоряжении, постараюсь управиться с нею одной рукой. Если дня через три-четыре найдете её у берега, значит, я свои дела устроил и сюда уже не вернусь. Ну, а если её не будет…
— Я доберусь до вас вплавь, не беспокойтесь, — заверил Андрей.
— Значит, договорились.
И вот лодка ткнулась в берег. Прощаясь с ребятами за руку, Александр Сергеевич сказал:
— Славные вы ребятки! И друг дружки стоите. Желаю вам долгой дружбы. Хотелось бы встретиться с вами ещё. После войны, если останусь жив, обязательно вас разыщу!
Возвращались налегке. Уже отдалясь, Марта вспомнила про букетик, пристроенный в воду накануне, чтоб не завял; но возвращаться не стали. Набирать новый она тоже сочла неуместным, понимая, что её напарнику не до цветов. Он снова стал угрюм и неразговорчив. Недоумевала: почему не поделился с нею горем и отмалчивается теперь? Но из тактичности вопросов не задавала: сочтёт нужным — скажет сам. Лишь на подходе к кладбищу Андрей нарушил молчанку, спросив:
— Тебе, Марта, сколько лет — уже есть тринадцать?
— Ты что, мне уже четырнадцать! Правда, исполнится в сентябре.
— А какого числа?
