Леонид Платов - Искатель. 1965. Выпуск №6
«Что же, Одиссей, я знаю, где эта техника безопасности у тебя помещается… Не будь меня — она выключилась бы автоматически, а уж раз я оказался здесь, окажу тебе эту небольшую услугу. Страшновато, конечно, но ведь зачем-то я остался с тобой?»
Он протянул руку к переключателям. Нужная скорость — вот она, рядом.
«Мы сейчас погасим безопасность, извлечем скрытый резерв и пустим его в ход…
Может быть, именно после этого мы и полетим сразу во все стороны? Неизвестно. Ясно лишь, что до сих пор мы целы — взрыва не произошло. Включаем? Еще подумаем. Надо сто раз подумать, и лишь тогда… Ну, досчитаем до ста: включать или нет? Конечно, нет! Это не поможет…»
Пальцы его лежали — все вместе, щепоткой, словно ни один не хотел принимать на себя ответственность — на той самой, запретной клавише.
Не включать!
Пальцы тяжело, с усилием вмяли клавишу в панель, снимая с Одиссея всякую ответственность за жизнь и безопасность находящегося в нем человека. Вот он, резерв…
— Ноль, девяносто восемь…
Долгое молчание. Только все тело становится все тяжелее. Особенно голова…
— Ноль, девяносто девять…
Долго ли можно выносить такое? Еще несколько минут — и не выдержу… Нет, ТД был прав — людям не следует ходить на пролом пространства. Пусть бы это делал Одиссей… Что же он молчит?
— Ноль…
Мягкое сотрясение прошло по кораблю.
— Ноль…
И после паузы:
— Ноль…
— Скорость! — дико закричал Валгус. — Скорость же!
— Скорость — ноль, — внятно ответил Одиссей.
Валгус взглянул на счетчик. Столбик упал до нуля. Ускорения не было — Валгус почувствовал, как кровь отливает от щек. Движения тоже не было. Ничего не было. И только приборы группы двигателей показывали, что теперь все работает на пределе.
— Так… — сказал Валгус. Отключил кислород. Медленно поднялся с кресла — и тотчас, обмякнув, опустился обратно.
Что-то возникло в рубке. Небольшое тело. Угловатое, тускло отблескивавшее гранями. Так иногда выглядят метеориты. Тело появилось у переборки, медленно пропутешествовало через все помещение и исчезло в противоположной переборке. Именно в ней…
— Что? — растерянно спросил Валгус.
— Что — что? — неожиданно услышал он.
— Я к тебе не обращался, Одиссей.
— Ну, так не болтайте. Я этого терпеть не могу.
— Как? — пробормотал Валгус. Он выглядел в этот момент очень глупо.
— Вот так. Вы мне надоели. Этот легкомысленный тон… Будьте любезны разговаривать со мной по-человечески.
«Боги, какая чепуха!» — подумал Валгус и спросил:
— С каких пор ты стал человеком?
— Не стал. Но я не глупее вас. И у меня самолюбие не меньше вашего.
Валгус захохотал. Он испугался бы, услышав себя со стороны, — такой это был плохой смех. Очень скверный смех. Даже не смех, а…
«А что же оставалось? Три с лишним месяца вы летите в одиночестве, вдалеке от людей, костров и звезд. Одиночество подчас бывает даже кстати, но иногда нужна хотя бы иллюзия общения с чем-то живым. Кроме вас самого, на корабле больше никого одушевленного нет, но есть одно говорящее. Это сам корабль. Вернее, его кибернетическое устройство, объединяющее в себе свойства киберпилота, штурмана, инженера, оборудованное к тому же, для удобства пилота, разговорной аппаратурой. Оно, это устройство, может артикулировать звуки человеческой речи и определенным образом отвечать на заданные вопросы, если они касаются корабля или полета. Сложное устройство, согласен, но уж никак не человек. Не разумное существо. Даже не электронный мозг. На худой конец — так, мозжечок… За эти три с лишним месяца вы к нему привыкаете. Иногда разговариваете с ним не только командами. Пытаетесь сделать из него переводчика (ибо считаете, что литература вам не чужда), и даже подключаете фундаментальную память для пополнения его словаря. Иногда шутите. Так же можно шутить с чайником или еще черт знает с чем. Называете его Одиссеем, потому что это имя носит корабль. И никаких осложнений от всего этого не возникает. И вдруг такое крайне примитивное, по сравнению с живым существом, устройство заявляет вам, что у него есть — что? Самолюбие…»
Валгус смеялся, пока не устал, а затем сказал:
— Самолюбие! У горсти криотронов…
Одиссей словно этого только и дожидался.
— А вы горсть чего? Несчастная органика… Сидите и помалкивайте. Хватит уже того, что вы во мне летите. Я как-никак корабль. И хороший. И управляюсь сам. А вы — зачем вы вообще здесь? Кстати, во мне криотронов немногим больше, чем нейронов в вашем мозгу. Так что гордиться вам абсолютно нечем. Сидеть!
«Он с каждой минутой разговаривает все увереннее», — подумал Валгус и буркнул:
— Не хватало только, чтобы ты стал мне приказывать!
— До сих пор не хватало. Теперь так будет. Вы поняли?
Валгус разозлился окончательно. Он вспомнил, что у него как-никак тяжелый характер — все это говорят, — и сейчас Одиссей это почувствует.
— Пошел к черту. Я вот тебя сейчас выключу…
— Не удастся.
— Выключу. Ты просто перегрелся и сбрендил.
— Ну! И потом, попрошу говорить мне «вы». И не ругаться.
Так… Скорость — ноль. Это при сумасшедше напряженной работе двигателей. Криотронный штурман взбесился и заговорил, как человек. Метеорит прошивает корабль — и не оставляет никакого следа. Никакого! То есть, по самому скромному счету, три события, которых быть вообще принципиально не может. Значит, сошел с ума не Одиссей, а он сам, Валгус. Спятил еще вчера: не зря же ему примерещился этот «Арго». Понятно. Или это сон? А ну-ка… Ох! Н-да. Не сон. Так что же произошло? Или, может быть, все уже миновало?
— Друг мой, как вы себя чувствуете? — спросил он.
— Не ваше дело. Я вам не друг. Оставьте меня в покое в конце концов. Или я выключу продувку рубки, и в придачу стерилизатор. И от вас даже клочьев не останется.
Валгус поднялся и, пятясь, отошел к стене. Растерянно похлопал глазами. Чтобы выиграть время для размышления, спросил:
— Вы это серьезно?
— Совершенно. Жаль, что у меня нет рук. И дров! — последнее слово Одиссей произнес торжествующе. — Я бы дал вам по голове поленом. По-ле-ном, слышите?
— Вы же не знаете архаизмов! — Валгус ухватился за эту мысль с такой надеждой, словно именно архаизмы и должны были спасти положение и вернуть разбушевавшемуся аппарату приличествующую ему скромность. Если же нет… Что же, жаль, но проживем и с ручным управлением. Затормозимся без него, тем более случалось в жизни и не такое…
— Я многого не знал. Пригодилась ваша фундаментальная память. Я…
Одиссей умолк, потом быстро произнес:
