Коллектив авторов - Великий зверь Кафуэ

Профессор Равенден, Шенк и я, — отправились обратно: мы в дом № 3, а Шенк с себе на станцию. Кольтон остался ждать следователя, который прислал сказать, что прибудет тотчас же, как только ему доставят лошадь. Когда мы уходили, Шенк сказал:

— Джентльмены, боюсь, что дело это навлечет на меня большие неприятности.

— Весьма возможно, — отвечал я, — что вас даже арестуют.

— Богу известно, что я не думал убивать Сердгольма, да и никого другого. Я, правда, был сердит на него и, как на беду, находился недалеко от того места, где его убили. Единственное свидетельство, говорящее в мою пользу, это те странные следы.

— Я прослежу за ними, пока они не приведут меня к чему-нибудь, — сказал я. — Я и сам, Шенк, не верю тому, чтобы вы участвовали в этом преступлении.

— Благодарю вас, — отвечал сторож. — До свиданья!

Когда мы входили уже в дом, профессор Равенден обратился ко мне:

— Простите, пожалуйста, мое естественное любопытство. Так ли я понял, будто на песке оказались следы, которые могут считаться важным указанием?

— Профессор Равенден, — отвечал я, — это дело окружено самыми необъяснимыми обстоятельствами. Пройдите, пожалуйста, ко мне наверх и я представлю вашему суждению один факт из естественной истории.

Когда мы уселись по местам, я обратился к профессору с следующим вопросом:

— Может ли кочующий страус или какая-нибудь другая большая птица, убежавшая из зоологического сада, жить здесь?

— На основании науки это возможно. Могу я узнать значение такого вопроса? Неужели следы, о которых говорил сторож, были следами какой-нибудь птицы о двух пальцах…

— О двух пальцах? — воскликнул я с полным разочарованием. — Неужели в семействе страусовых нет ни одного вида, у которого было бы больше пальцев?

— В настоящее время нет. В течение эволюции мира лапы страуса, подобно крыльям ого, постепенно…

— Нет ли какой-нибудь огромной птицы с большими когтями и настолько сильной, чтобы она в состоянии была убить человека одним ударом клюва?

— Нет, сэр! — отвечал профессора. — Я не знаю ни одной птицы, которая решилась бы атаковать человека, за исключением страуса, эму или казуара; орудие защиты, употребляемое этими птицами, нога, а не клюв. Простите, пожалуйста, если я позволю еще спросить вас…

— Профессор Равенден, одно только существо приближалось к убитому Сердгольму — и ноги у него оказались вооруженными пятью пальцами с большими когтями. — Я наскоро набросал на бумаге изображение виденного мною следа. — Вот следы, — сказал я, пододвигая бумагу к профессору.

Трудно представить себе более точного, хладнокровного и ученого до мозга костей человека, чем профессор Равенден, а между тем при виде моего рисунка глаза у него засверкали, на щеках появился легкий румянец; он приподнялся на стуле, взглянул на меня и сказал голосом, дрожащим от внутреннего волнения:

— Вы уверены, мистер Хайнс, вы совершенно уверены, что рисунок этот правилен?

— Если и есть какая-нибудь неточность, то разве в каких-нибудь мелочах. В главных и существенных частях своих рисунок этот представляет точный снимок со следов от входа в овраг до того места, где мы нашли тело.

Не успел я договорить, как профессор выбежал уже из комнаты. Он вернулся почти тотчас же назад, держа в руках довольно тяжелый плоский камень. Он положил его на стол и, взяв мой рисунок, сравнил его с оттиском, вдавленным глубоко в камень. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы узнать оттиск, настолько сильно запечатлевшийся в моем мозгу, что я мог бы так далеко увидеть его, как далеко могли видеть мои глаза.

— Тот самый, — воскликнул я со всем пылом восторга от сделанного мною открытия. — Птица, с ноги которой сделан этот слепок, и есть то существо, которое убило Сердгольма!..

— Мистер Хайнс, — сухо отвечал мне энтомолог, — это не слепок.

— Не слепок? — с удивлением спросил я. — Что же это такое?

— Это осколок камня мелового периода.

— Это осколок камня мелового периода…

— Камня? — повторил я. — Какого периода?

— Мелового… Существо, оттиск ноги которого вы видите перед собой, ходило по этому камню еще в то время, когда он был мягкой тиной. Это могло быть десять или сто миллионов лет тому назад…

Я взглянул на камень и почувствовал, как мурашки пробежали по телу.

— Где вы нашли это? — спросил я.

— Это кусок каменного забора хозяина Стретона. Он, вероятно, достал эти камни на своем пастбище. Тот, кем сделан этот след, жил когда-то на этом острове, где мы теперь находимся с вами. Этот остров отделился от материка еще в незапамятные времена…

— Как называлась эта птица? — спросил я.

— Это была не птица, а ящер. Наука зовет его «птеранодоном».

— Мог он убить человека клювом?

— Первый человек появился много миллионов лет после него… так, по крайней мере, думают ученые, — сказал профессор. — Существуй, однако, в то время человек, он, не зная еще никакого орудия, легко мог бы сделаться добычей такого громадного животного, как это. Птеранодон принадлежал к хищным животным. Руководствуясь тем, что нам удалось восстановить по найденным остаткам, можно сказать, что распростертые крылья этого ящера, сходные с крыльями летучей мыши, равнялись в поперечнике двадцати и более футам; клюв этого чудовища имел в длину четыре фута и действовал, как штык. Он был, бесспорно, таким же владыкой воздуха, каким на земле был его родственник — динозавр…

— Не хотите ли сказать мне этим, что это летающее чудовище, которое существовало биллион лет тому назад, вынырнуло вдруг из тьмы веков и явилось сюда в 1910 году[39], чтобы убить несчастного берегового сторожа, находившегося в каких-нибудь ста милях от Нью-Йорка? — воскликнул я.

Профессор ничего подобного не говорил мне. Я и не желал, чтобы мне говорили такие вещи, я желал, чтобы меня разуверили в этом.

— Я не говорил ничего подобного, — отвечал энтомолог. — Но если ваш рисунок правилен, мистер Хайнс… если он вполне точен… я должен вам сказать, что нет ни одной птицы в мире, которая могла бы оставить нарисованный на нем след, ибо науке неизвестны пятипалые птицы, и ни у одной из них нет такого ужасного клюва, чтобы убить человека. Единственное существо, которое, по научным данным, могло бы оставить такой след и убить человека, то есть было бы могущественнее человека, — это тигр воздуха, птеранодон. Я предполагаю, однако, что ваше волнение, вполне естественное в таких случаях, ввело вас в заблуждение, и ваш чертеж поэтому не верен.

— Желаете пойти со мной и посмотреть? — спросил я.