Сочинения в трех томах. Том 1 - Майн Рид
Глава XXIII
ДУЭЛЬ БЕЗ СЕКУНДАНТОВ
Говоря это, я видел, как выражение лица моего великана противника постепенно менялось. Казалось, в мозгу его созревало новое решение, вытеснявшее раннее намеченный план действий. Неужели я сумел пробудить его честь? Именно к этому я и стремился и теперь продолжал разговор в том же духе, ибо только это могло подействовать на человека такого склада.
— Вы не отваживаетесь действовать открыто? — насмешливо сказал я. — Вы хотите подло убить меня, а для этого нужно, чтобы ваш выстрел был первым.
— Это ложь! — крикнул гигант, выпрямившись во весь рост с такой величественной осанкой, какой я от него не ожидал. — Я не собираюсь убивать исподтишка, и первый выстрел мне вовсе не нужен. Не такой уж Хик Холт плохой стрелок, чтобы опасаться тебя и твоей хлопушки. И не так он дорожит жизнью, чтобы бояться ею рискнуть! Хоть ты и надутый индюк, но в подлости ты меня винить не сможешь! Однако ты, кажется, парень, не трус, поэтому я, пожалуй, сделаю по-другому.
— Как? — воскликнул я, пораженный этими словами и полагая, что они означают конец нашего столкновения. — Значит, вы хотите поступить по справедливости?
— Я хочу честно биться с тобой!
— Ого, дуэль?
— Дуэль, если это так по-вашему называется, мистер.
— Я согласен. Но ведь у нас нет секундантов?
— А ты думаешь, что два человека не способны честно драться без секундантов? Видишь пень у изгороди?
— Вижу.
— Так вот, мистер, становись перед ним или позади него, как тебе больше нравится. Здесь, у сарая, тоже есть пень — это будет мое место. Между ними ярдов двадцать. Годится тебе такое расстояние?
— Такое или другое — мне все равно, — ответил я машинально, все еще охваченный изумлением, не лишенным некоторой доли восхищения.
— Ну, так слезай с лошади и забирай с собой ружье. Мое при мне, как видишь. Думаю, что больше одного раза стрелять мне не придется, но, если бы я промахнулся, берегись: я заряжаю ружье быстро! И помни, мистер: один из нас не уйдет отсюда живым.
— А кто же подаст нам сигнал для первого выстрела?
— Это я уже обдумал. Не беспокойся.
— Как же вы это устроите?
— А вот как: у меня есть дома кусок оленины. Я принесу его сюда и брошу вон там, на середине поляны. Видишь стервятников на тех сухих деревьях?
Я кивнул головой.
— Ну так вот: нам не долго придется ждать, пока какой-нибудь из них бросится вниз на это мясо. Как только первая птица коснется его, это и будет сигналом. Так будет по-честному?
— Конечно, — все еще машинально отвечал я, так как именно честность его предложения не давала мне опомниться от изумления.
Этот человек не только изумлял — он просто обезоруживал меня, и его неожиданно изменившееся поведение совсем укротило мой гнев. Не задумываясь о возможных последствиях, я уже чувствовал, что совсем не склонен драться. Может быть, еще не поздно остановить эту бессмысленную дуэль? Такова была моя мысль, и, подавив свою гордость, я высказал се вслух. Однако в ответ на такое миролюбивое предложение я услышал:
— Опоздал, мистер. Теперь уж это не выйдет!
— Но почему же? — настаивал я, сознавая с сожалением всю бесполезность этой попытки.
— Ты меня разозлил, и теперь, черт возьми, ты будешь драться со мной.
— Но, право же…
— Брошу эту болтовню, а то, клянусь светопреставлением, я буду считать тебя трусом. Да я и раньше знал, что ты запросишь пощады!
— Довольно! — крикнул я, уязвленный этой насмешкой. — Я готов. Начнем!
Скваттер вошел в хижину и сейчас же вернулся, неся в руках кусок оленины.
— Ступай на место, — скомандовал он, — и помни: не стрелять, пока первая птица не слетит на землю. После этого можешь палить.
— Постойте, — сказал я, — надо сделать еще кое-что. Вы поступаете благородно, чего я, признаюсь, не ожидал, и этим заслуживаете право на жизнь. А ведь она окажется в опасности, если мне не повезет. Вас сочтут убийцей, а этого не должно быть.
— Что ты там еще выдумываешь? — буркнул мой противник, очевидно, не поняв меня.
Не отвечая на его вопрос, я вынул записную книжку, открыл чистый листок и написал на нем: «Я был убит в честном поединке». Потом поставил число и подпись и, вырвав листок, протянул его скваттеру. С минуту он рассматривал написанное с озадаченным видом, потом, судя по его мрачной улыбке, я понял, что ему стало ясно мое намерение.
— Ты, пожалуй, прав, — протянул он, помолчав, — об этом я не подумал. Полагаю, что и мое имя на этой бумажке будет не лишним. Если подливка одна для гусыни, она подойдет и для гуся. Дай-ка мне карандаш. Я не больно учен, но подписаться, пожалуй, сумею. Ну-ка!
Положив бумажку на пень, он медленно нацарапал свое имя под моим, потом поднял листок и молча указал пальцем на подпись. После этого он снова положил документ на прежнее место и пригвоздил его ножом к пню с такой силой, что рукоятка задрожала. Все это он проделал совершенно хладнокровно, словно готовясь к самому обычному делу.
— Я думаю, — по-прежнему невозмутимо сказал он, — что теперь ветер не сдует бумажку, пока не станет ясно, кому ею владеть. Ну, а теперь начали. Сейчас я брошу мясо.
Я еще раньше сошел с лошади и теперь стоял возле нее, держа в руке ружье. Не сказав ни слова и даже не оглянувшись, я покорно направился к указанному мне пню. Я не опасался выстрела в спину. Поведение этого человека убедило меня, что я могу не опасаться предательства с его стороны. Я уже не считал его и трусом. Мое
