Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко
Жрецы слушали дракона в печальной тишине, нарушаемой лишь шуршанием одежд, вздохами и редким хныканьем младенцев. Жрецы смотрели на рассказчика широко раскрытыми глазами и видели перед собой не золотого дракона Илидора, сидящего перед храмовым костром, — они видели доблестного прихожанина Храма, отважного гнома Эблона Пылюгу, который нёс сияние своего внутреннего света в наитемнейшие части подземных нор Такарона.
Разинув рты, слушали историю про Эблона совсем маленькие ребятишки и жречата, едва получившие свои первые голубые мантии. Обхватив себя ладонями за плечи, словно спасаясь от подземного холода, слушали историю про Эблона жрицы: прекрасная Фодель, боевитая Рохильда, старшая жрица Ноога, дочь Сазара, и юные жрички, едва удерживающиеся от всхлипов, и многие-многие другие.
Бешено блестя глазами, слушали историю Эблона Пылюги жрецы, и на лицах их было выражение мрачного удовлетворения, и каждый из них в этот вечер чувствовал себя готовым самолично броситься туда, в глубину подземных нор, чтобы разделить с Эблоном Пылюгой его ношу, чтобы ярче озарить опасные и жуткие подземные тропы сиянием отца-солнца.
Илидор не рассказал жрецам, что произошло с Эблоном в конце пути. Ограничился обтекаемым: дескать, Пылюга умудрился найти в глубоких подземьях место, куда вечно падают лучи отца-солнца, и Эблон выбрал остаться в этом месте навсегда, чтобы уничтожать подземных тварей до конца своих дней, сколько бы ни оставалось их в запасе.
А что именно при этом Эблон сделал с собой — дракон говорить не стал. Жрецы не поймут или не поверят, или решат, что их прихожанин Пылюга повредился умом, а Илидору не хотелось, чтобы жрецы так думали. Даже если он сам считал, что Эблон рехнулся, причём задолго до того, как спустился в подземья.
— Спасибо за эту историю, Илидор, — тепло проговорил Юльдра, когда дракон умолк и эхо отзвучавших слов рассеялось в дыму кострищ. — Память о славнодеяниях нашего прихожанина Эблона Пылюги навсегда останется в повествованиях о гимблском Храме Солнца.
Дракон деревянно кивнул.
— А теперь, — продолжал Юльдра, — я хочу спросить тебя: желаешь ли ты принять называние другом Храма и воспособствовать большому и нужному делу, которое привело всех нас в старолесье?
Илидор посмотрел на Фодель. Фодель тоже смотрела на Илидора и сияла, а светлобородый жрец, сидевший подле неё, глядел на Фодель с досадой, и дракон зубасто улыбнулся.
— Как я и говорил, ты получишь много большейше, чем потерял, Илидор, — очень серьёзно и с глубочайшим достоинством проговорил Юльдра. — Мы будем рады назвать тебя своим другом, храмовником. Ты нужен нам, Илидор.
Дракон не мог припомнить, когда кто-либо ещё говорил ему «Ты мне нужен», не имея в виду «как вещь, которой я сейчас отдам приказ». Что-то в его груди как будто расправилось, расслабилось и потеплело, а горло немного сжало от неожиданного наплыва чувств.
— Полагаем, что Храм Солнца также окажется нужным и полезным тебе, Илидор, и наша дружба внесёт свой вклад в большие и важные начинания, воспредстоящие Храму в Старом Лесу. Разумеется, в каждом храме Маллон-Аррая в любое время наши друзья-храмовники находят кров, стол и любую посильную помощь. Ты измождён — мы дадим тебе отдых, ты опечален — мы поделимся своим светом, ты ранен — мы будем целительствовать тебя. В ответ просим наших друзей-храмовников во всех краях Маллон-Аррая лишь об одном: нести свет отца-солнца так, как не умеют нести его наши жрецы. Нести свет солнца мечом и силой, отвагой и энергией, изничтожая мракотьму на своём пути со всем уместным сердцегорением. Нести свет отважно, гордо, искренне, ни на мгновение не забывая про светлосильную, жизнепитающую сущность нашего отца-солнца, столь сходную с твоей, золотой дракон. И…
Нога Найло коснулась ноги Илидора — сначала дракон подумал, что случайно, но потом увидел, какое у Йеруша напряжённо-сосредоточенное лицо, словно у него мучительно болит живот и он пытается сообразить, в какой стороне находится ближайшее отхожее место. Прикосновение Найло определённо означало «Внимание!», и дракон заподозрил, что все предыдущие убаюкивающие слова Юльдры были сказаны ради того, что прозвучит сейчас.
— И самое важное для нашего дела: мы просим тебя нести свет отца-солнце по-человечески, — делая акцент на последних словах, проговорил жрец. — Исключительно по-человечески, Илидор. Драконья ипостась не может быть связана с людской верой в отца-солнце. Невозможно, чтобы храмовником, другом Храма назывался дракон в своём драконьем обличье. Вне зависимости от того, сколь благочисты его намерения.
Илидор смотрел на Юльдру, едва понимая, о чём тот вообще говорит. Для Илидора обе ипостаси были естественны, как дыхание, и он не понимал, чем одна хуже другой. Удобней для разных целей или безопасней в разных обстоятельствах — да.
Но какая связь у ипостаси с чистотой намерений, если внутри любой ипостаси содержится один и тот же дракон? Илидор понимал, почему в первые дни его пребывания в Гимбле королевский советник настрого запретил обращаться — можно было представить, какой оглушительный эффект произведёт на неподготовленных гномов вид их заклятого врага дракона посреди городской улицы. А Юльдре-то что за дело? Какая разница Храму? Люди с драконами не воевали, и никаким храмам драконы ничего плохого не делали…
Насколько Илидору было известно, конечно.
— Кроме того, жители старолесья настороженнозлы к чужакам, — продолжал жрец. — Сейчас, когда Храму предстоит двинуться в глубину леса. Когда Храм начинайствует снова входить в будни лесных народов, они не должны усматривать в нас ничего тревожащего. Храм обязан стать для лесных народов надёжным, понятным, предсказуемым проводником в мир веры в отца-солнце…
— Я понял, — быстро вклинился Илидор в поток жреческого словоблудия, сообразив, что человеческая ипостась в Старом Лесу безопаснее драконьей. Это Илидору было понятно, с подобным он уже сталкивался прежде. — Я буду ходить по лесу в человеческом облике. Хорошо.
— Дашь ли ты Храму такое Слово? — быстро спросил Юльдра, и Найло своей ногой едва не вдавил ступню Илидора в прелые листья.
