Адепт не хуже прочих - Павел Николаевич Корнев
— Замри!
Что-то подглядел у приютских воспитанников, что-то растолковал Первый, и даже так многое пришлось додумывать, поэтому отнюдь не рассчитывал на безоговорочный успех, но ощутил упругое сопротивление чужого энергетического тела, вцепился в него и надавил, заставив паренька оцепенеть. Правда — всего лишь на миг. А дальше ровно доской по уху вмазали!
— Нет! — во всю глотку гаркнул взбешённый Заруба. — Никакой паршивой зауми! Только честная драка! Только удар и отторжение! — Он тут же остыл и зло бросил: — Всё, закончили!
В голове так и звенело, с земли поднялся со второй или третьей попытки. Впрочем, прозевавшему мой самый первый удар неофиту и этого не удалось, парочка окликнутых Зарубой перестарков уволокла его в госпиталь. Юнец с расквашенным носом хотел было двинуться следом, но его остановили.
— Хорошенько запомните сегодняшний урок, бестолочи! — объявил наставник и этой четвёрке, и остальным подтянувшимся со всего двора воспитанникам. — Когда бьёте, никогда не забывайте о том, что вас непременно попытаются ударить в ответ! Или даже с этим опередят! И жалеть не станут! — И уже мне: — Всё, пошли! На сегодня хватит.
Глава 7
Боль вернулась одновременно с водворением в камеру. И ладно бы просто начала раскалываться голова, но ещё и челюсть заломило так, будто по лицу не далее минуты назад кувалдой врезали.
— А чего ты хотел? — хмыкнул в ответ на мою жалобу Первый, которого и самого пару дней назад отделали так, что он только-только начал подниматься со шконки. — В прошлый раз тебя исцелили, а в этот кое-как подлатали под паршивеньким алхимическим обезболивающим. Ты лучше расскажи, как по роже получить умудрился?
— А чего там умудряться-то, когда бьют? — вздохнул я, морщась от нестерпимой ломоты в свёрнутой и возвращённой на место челюсти.
— И всё же?
— Не угадал с приказом отторжения, слишком рано поставил.
Первый хмыкнул.
— Проблема неофитов в невозможности толком контролировать расход энергии. Сколько есть, столько и выплёскиваете. Впрочем, и адепты от вас недалеко ушли.
Я принялся работать с небесной силой — впитывал её, стягивал к солнечному сплетению и выталкивал вовне в такт сердцебиению. Стало самую малость легче, и хоть ворочать челюстью нисколько не хотелось, всё же спросил:
— Делать-то мне что?
— Постоянно удерживай отторжение.
— Не-а. Спекусь.
— Балбес! — вздохнул сосед. — Не рви жилы, тяни и трать энергию потихоньку. А как ощутишь давление на приказ, так и начинай работать в полную силу. И крутись, подставляй их друг другу под удар.
— Сложно, — вздохнул я.
— Скоро начнёшь чувствовать момент атаки, — уверил меня Первый и с некоторым даже сомнением добавил: — Если раньше не прикончат.
— А другие начинали? — спросил я. — Я ведь здесь не первый такой, да?
Мой сосед по каземату помолчал немного, затем сказал:
— На ударном приказе половина отсеялась. — И посоветовал: — Береги голову!
— А дальше что будет? К чему готовиться?
— К земле, — буркнул Первый, и больше из него не получилось вытянуть ни слова.
Впрочем, совет в любом случае оказался отнюдь не лишён смысла. Нет, не о земле, а о голове. Если большинство воспитанников освоило ударный приказ далеко не лучшим образом и било как придётся, то редкие самородки-таланты будто намеренно задались целью меня обезглавить. Если б не отторжение, то и обезглавили бы, а так за седмицу в госпиталь только трижды наведывался и то всякий раз добирался до него своим ходом. Травмы были не слишком серьёзные: два перелома и совсем уж пустяковый вывих.
Ну а потом меня в госпиталь принесли. Нет, я не оплошал, и чужой приказ не оказался столь силён, что превозмог мою защиту — такое случалось время от времени, но к серьёзным увечьям не приводило. Просто один из неофитов ударил не в свою очередь. И да — это был Овод. Всю тренировку я старался не выпускать его из поля зрения и в итоге всё же зевнул.
Хлоп! И нет меня. Ничего больше нет.
— Нет-нет-нет, юноша! Вы мне бросьте тут кровью истекать! — услышал я, вынырнув из мрака беспамятства.
Точнее — начав выныривать, поскольку окончательно очнуться так и не сумел. Было слишком больно даже просто существовать, не то что думать или тем паче говорить.
В руку мне вложили ледяной шарик, он начал истаивать, шипеть и дёргаться, одновременно по телу прокатилась живительная волна, и я судорожно стиснул пальцы, не желая случайно столь замечательную штукенцию упустить.
— Так-то лучше, — заметил врач и окликнул ассистента: — Ну-с, Лучезар, полюбуйся на это месиво! Не вижу смысла приводить лицо в порядок, чтобы потом снова всё ломать!
Я вроде как даже веки разлепить сумел, но всё равно ни черта не разглядел. Одни только цветные пятна перед глазами мелькали.
— Ещё слишком рано! — возразил врачу паренёк. — Он не готов!
— Нет причин делать одну и ту же работу дважды! Сейчас момент наиболее благоприятен! — отрезал Грай и обратился уже ко мне: — Так вот, юноша: жить хотите?
Вопрос поставил в тупик. Нет, ответ на него был очевидней некуда, просто я оказался не в состоянии вытолкнуть из себя ни слова — горло будто ватой забили. И не пошевелиться — только кисти и слушались.
— Левая рука. Растопырьте пальцы в знак согласия, в противном случае сожмите кулак, — подсказал врач. — И жить — это не только сегодня и, возможно, завтра. А в принципе. Хотите стать адептом и покинуть приют? Это реально устроить.
Я ничегошеньки в происходящем не понимал, но пальцы растопырил.
— Хотите, да? Отлично! Значит, мы можем друг другу помочь. У меня есть к вам предложение. Откажетесь — не страшно, без лечения в любом случае не останетесь. Всё просто пойдёт своим чередом. Это вам ясно?
И опять я растопырил пальцы, хоть и не поверил ни единому слову. Видывал я на Заречной стороне, чем отказы от таких вот вроде бы необязательных предложений заканчивались. Черти драные! Да тут возможность отказа попросту не предусмотрена!
— Если согласитесь, — продолжил Грай, всецело удовлетворённый
