Оперативная карта - Лев Сергеевич Овалов
— Славушка!
Она кричит. В ее глазах ужас. Она все знает. Он машет ей рукой. Он тоже все уже знает.
Дорожка через капустное поле. Больше уже не придется ему грызть кочерыжки!
Канава…
Вот и волисполком. Но за окнами никого. Его никто не видит. Прямо перед ним буква «П». Серое деревянное «П». Вот как это выглядит. И что-то висит…
Боже мой, да ведь это же Федосей!
Серый, растрепанный, тихий…
И рядом никого. Он перебегает площадь. Сад. Ограда. Через нее вчера прыгал Саплин. Дом. Крыльцо. Галерея. Сени. Передняя. Зала…
Никого!
Бежит на кухню. Там Павел Федорович. Петька. Нюрка. Надежда. Нет только мамы и Федосея.
Павел Федорович глядит на него.
— Прибыли? Очень приятно. Где это вы пропадали?
Он даже не издевается, он просто не знает, что сказать.
— Где мама?!
Все смотрят на Славку.
Из его горла вырывается истерический крик:
— Где мама?!
— Нет мамы, — спокойно говорит Павел Федорович.
— Петя, где мама?!
— Быстров ее спас, — захлебываясь, почти кричит Петька. — Спас и увез куда-то.
Славка чувствует полное изнеможение.
— Я пойду.
— Куда?
— На сеновал. Посплю.
— Вот и ладно, — облегченно говорит Павел Федорович. — Ночь-то небось пропрыгал, возьми тулуп, будто тебя тут и нету.
16
Кто-то дергал его за ногу…
— Слава! Слав… За тобой Григорий…
Это Петя!
— Какой Григорий?
— Как какой? Исполкомовский!
— А что ему?
— Быстров прислал.
Сонная истома соскользнула, как ящерица.
— Что ж ты не говоришь?
Прыгнул вниз, опережая Петю.
— А где он?
— На кухне.
Григорий привстал, увидев Славу, тот возвысился в его глазах, со вчерашнего вечера он объявлен деникинцами государственным преступником.
— Где Степан Кузьмич?
— В волости, у них заседание…
К Быстрову Слава не то что пошел — побежал бы, полетел: где мама?!
Но лучше не выказывать нетерпения. Григорий подскакивает на култыжке и таращит усы, черные, в стрелку, Надежда правильно говорит — как у таракана…
— Чем это ты деникинцев прогневил?
— Узнали, что я комсомолец…
— Они и так знали.
Усы у Григория действительно шевелятся, как у таракана.
— А люди говорят, ты у ихнего полковника револьвер и деньги украл.
Вот тебе и на! На револьвер он согласен, а на деньги нет.
— Нет, деньги я не брал.
— А чего теряться!..
Буквы «П» уже нет перед исполкомом. Где-то в глубине щемит мысль о Федосее. Пострадал самый невинный…
— Где Быстров?
— Там же, где и всегда.
Да, в той же комнате, где он обычно сидел, Быстров и сейчас. Даже удивительно. Белые ушли вперед, значит, права их распространяются на Успенскую волость, а в здании волостного управления расположилась Советская власть и властвует себе как ни в чем не бывало.
Быстров на обычном месте, за секретарским столиком Семин, Еремеев на диване, а хромой Данилочкин у печки.
— Можно?
— Заходи, заходи! У нас тут заседание волостного партийного комитета. Обсуждаем вопрос, касающийся тебя…
Слава понимает, это заседание, но не выдерживает:
— Степан Кузьмич, где мама?
— В безопасном месте.
— Я хочу ее видеть.
— Увидишь. Отвезу. Решаем, кого послать с картой. Не зря прыгал в окно. Срочно нужно в штаб тринадцатой армии. Мы советовались, решили поручить Еремееву.
— Я бы взялся, — шутит Данилочкин, — да, боюсь, не допрыгаю.
— Вот я и послал за тобой, — объяснил Быстров. — Еремеев едет на станцию, завезем тебя по дороге в Критово, к тамошней учителке Александре Семеновне, у нее твоя мама.
…Втроем еле вместились в бедарку, и Маруська за час донесла их до Критова.
Село отходило ко сну, лишь собаки брешут — тпру! — лошадь уже на взгорье у школы.
— Ну, беги!
А у Славы опять налились ноги свинцом, отсидел ногу, не может идти, но и не надо, он уже в самом теплом тепле, мамины руки обняли его. Ни Александра Семеновна, ни ее гостья не знали о приезде Быстрова, но Вера Васильевна уже с час как стояла на крыльце.
— Мне все казалось…
Комнату освещала жестяная керосиновая лампочка. В светелке у Александры Семеновны, как у стародавней курсистки, и железная коечка, и беленькое одеяльце, и этажерка с книжками, а по стенам портреты — Пушкин, Толстой, Тургенев, Чернышевский, Писарев, Добролюбов и почему-то Пугачев, между Пушкиным и Толстым… Вот какая она, Александра Семеновна!
Быстров садится на койку, накрытую девственночистым пикейным одеялом.
— Вот и свиделись, — говорит он и матери и сыну.
— Ты тоже здесь поживешь? — спрашивает Вера Васильевна Славу. — А как Петя там…
— Работает на Астаховых, — с железным реализмом произносит Быстров. — Ничего с ним не случится.
— А Славе здесь не опасно?
— Опасность уже, можно сказать, позади, — уверенно заявляет Быстров. — Опять скоро возьмется за комсомольскую работу.
— Откуда в вас такой оптимизм? — удивляется Вера Васильевна. — Орел взят…
— Корниловцы, — объясняет Быстров. — Корниловская дивизия, лучшие офицерские части. Звери, а не люди. У нас пятьдесят тысяч штыков и больше четырехсот орудий, а у них двести орудий и сорок тысяч, но у нас мужики, а у них кадровые офицеры. Не хватает еще нам…
— Чего?
— Пролетарьяту. — Быстров указал куда-то за окно. — Вся свора сбежалась. Дворяне, домовладельцы, помещики. По Волховской улице — казачьи патрули. Достаточно указать, вот, мол, советский работник, сразу шашкой по черепу…
Он строго посмотрел на Александру Семеновну.
— Хлеб-то у вас есть?
Александра Семеновна обиделась.
— У меня и обед есть.
— Вот и собери. — Он неодобрительно поглядел на маленькую, пятилинейную лампу. — Разве в школе нет «молнии»?
— «Молния» для занятий.
— Вам передали керосин?
Слава видит, как Быстров злится.
— Как же, как же! — подтверждает Александра Семеновна. — Два бидона. Позавчера.
Быстров успокаивается.
— То-то! Не то бы Филимонову не сносить головы…
Он подробно расспрашивает о керосине. Филимонов — председатель Критовского общества потребителей. Еще несколько дней назад Быстров приказал передать весь запас керосина в школу.
— Мужички с коптилками посидят, а детей обучать.
Волость в руках белых. Быстров скрывается где придется, а приказы отдает так, точно он по-прежнему председатель волисполкома.
— Ну, ложитесь спать, — внезапно говорит он. — А я, покуда темно, домчу Еремеева до станции, штаб где-то под Мценском, ему еще добираться и добираться…
* * *
Вернулся Степан Кузьмич через несколько дней, был он сразу какой-то и веселый и грустный.
— Ну, как вы здесь?
Александра Семеновна догадалась.
— Ты с новостями?
— Выбили их, Шура! — крикнул он на всю школу. — Принеси карту!
— Кого? — не сразу поняла Александра Семеновна.
— Из Орла! — крикнул Быстров. — Позавчера, после ночного боя, наши взяли Орел! — Сам полез в школьный шкаф, нашел карту Европейской России, принялся объяснять, пожалуй, не столько женщинам, сколько Славе. Он хорошо представлял, что
