Виктор Пшеничников - Искатель. 1981. Выпуск №6
— Посмотрите, тетя Поля. Вам этот человек не знаком?
Тетя Поля взяла фотографию. «Нет, — подумал Ровнин, — ведет она себя абсолютно чисто».
— Что-то знакомое, — вглядываясь, сказала тетя Поля. Закусила губу. — Знакомое. А вот вспомнить не могу. Где же я его видела?
Не нужно ее торопить. И пугать не нужно.
— Вспомните, тетя Поля. Это очень важно. Очень.
— Так это ж Леша. — Тетя Поля еще раз всмотрелась в фотографию. — Ну да. Леша-милиционер. Он. Ну точно.
Леша-милиционер. Значит, она знает, кем был Лешка. Ну прежде всего уже само по себе это новость. Тетя Поля все знает. Откуда?
— Леша-милиционер?
— Ну да. Леша. Он ко мне зимой заходил.
— Куда к вам?
— В общежитие. Куда же еще?
Тетя Поля внимательно всмотрелась в Ровнина.
— Что, тетя Поля?
Он понял: маскироваться теперь уже не имеет смысла.
— Та-ак. — Это она сказала протяжно-утвердительно. — Та-ак. Значит, ты тоже милиционер. Ну и ну!
Крутись не крутись, хитрить бессмысленно.
— А я-то думаю, что это он? Плитку положить, то, се. Милиционер, значит?
— А откуда вы знаете, что он… — Ровнин помедлил, — этот Леша… был милиционером?
— А сам-то ты тоже ведь милиционер?
— Ну милиционер.
— Как это откуда? — Тетя Поля взяла тряпку, провела по столу, отложила. — А что тут не знать? Он же ко мне пришел, и сам, ну это… рисунки мне показал.
— Рисунки?
— Ну да, рисунки.
Лешка показал ей рисунки. Из третьей папки? Вот это номер!
— Какие рисунки?
— Какие! На рисунках этих четыре парня. Нарисованы, значит. Ну, трех-то я даже и не видела. А четвертого…
— Что — четвертого?
Тетя Поля вздохнула.
— Худенький такой, лопоухий. Его я признала. Вроде похож.
— Подождите, подождите, тетя Поля.
Ровнин чувствовал, как все в нем сейчас колотится. Да, он хорошо знал, что это. Это чистый нервный колотун. Причем с ним давно уже такого не было. Ну-ка, Ровнин, успокойся. Ну, Ровнин.
— Подождите, тетя Поля. — Он отвел взгляд, чтобы она не видела, и зажмурился. — Да вы сядьте. Сядьте, пожалуйста.
Кажется, мандраж прошел. Да, как будто бы.
— Расскажите все по порядку. Не торопитесь. С самого начала.
Она нахмурилась.
— Ну прежде всего, когда он к вам пришел?
Молчит. Значит, что-то забыла. Вполне.
— Точную дату хотя бы можете вспомнить? Тетя Поля?
— Точную? Дай бог памяти. Было это… В конце зимы. Да, в конце зимы.
— А когда точно?
— Да недавно совсем, недели три.
Она раздраженно замолчала, будто злясь на то, что не может вспомнить точной даты.
— В конце зимы, значит, в феврале?
— Ну да, в феврале.
— А день?
— День… Ах ты, прямо затмение! Не помню дня. В конце месяца.
— Вспомните, тетя Поля. Пожалуйста.
Тетя Поля с сожалением улыбнулась:
— Может, после Дня Армии… Да, после праздника.
После праздника. Это уже много.
— Праздник двадцать третьего февраля. Значит, двадцать четвертого?
Тетя Поля застыла, вспоминая.
— Может быть. Двадцать четвертого. Или двадцать пятого. Да, так примерно. Нет, двадцать пятого. Я как раз дежурила двадцать пятого. Дежурство заканчивала. — Она с облегчением улыбнулась.
Двадцать пятого. Ну и ну! Лешка приходил к ней в день своей смерти.
— А в котором часу?
— Утром. Да, утром, часов в десять. Все уже в техникум ушли.
— Он пришел к вам, и что дальше?
Тетя Поля покачала головой.
— Дальше? Дальше вошел, значит, он, я и не думала сначала, что милицейский. В курточке такой, сам худенький. Подошел, значит. «Здравствуйте, — говорит, — я из милиции». Ну что ты, Андрюш, смотришь-то так?
— Вы, тетя Поль, подробней.
— А чего подробней, уж куда подробней. Книжку показал. Красненькую. Ну, я книжку эту не стала даже смотреть. Мне это ни к чему.
— А потом?
— Потом он их и достал, эти рисунки. Карандашиком так на бумаге нарисованы. Показывает. Я гляжу, четверо парней. А он, посмотрите, говорит, у вас тут не болтался на входе кто-нибудь похожий на этих?
— Что, именно так и сказал?
— Да, говорит, не болтался ли, говорит. Особенно, говорит, около стеллажа для писем.
Вот это да! Около стеллажа для писем. Это связь.
— Ну а вы?
— А что я? Я же говорю, как раз накануне вроде видела одного, похожего на этого лопоухого.
Ровнин достал из кармана бумажник, порылся в нем, выудил фотокопии Лешкиных рисунков. Выбрал и положил на стол изображение «Маленького». Тетя Поля испытующе посмотрела на Ровнина. Подтянула к себе фотографию.
— Вот те на, и фото даже есть! Ну он это, этот самый, которого Леша мне показывал. Он.
Ай да Лешка! Ай да Лешка молодец? Значит, он ухитрился определить лопоухого. «Маленького». Вот тебе на! «Маленького» засекли. Ну и Лешка! Черт, ну и Лешка!
— Вы что, в самом деле его видели? — Ровнин спрятал фото. Подумал, что проверить лишний раз не помешает.
— Кого?
— Ну, лопоухого?
— Да я же говорю, видела. Накануне, как раз то ли в праздник, то ли за день до праздника. Нет, в праздник.
Ровнин почувствовал, что он сейчас готов закричать: «Лешка! Лешка, ты молодец!»
— Я же своих-то всех знаю. А он, лопоухий-то этот, как раз днем, часа в четыре, входит.
В это время приносят вторую почту.
— Входит. Я его сразу заприметила. Такой вертлявый, щуплый. Только я не поняла, зачем он. Потому что обычно у нас тут, знаешь, молодежь как на мед. Девки ведь, женское-то, считай, общежитие. Да еще праздник.
— Понятно, тетя Поля. А вы что, раньше его никогда не видели?
— Нет, не видела.
Не видела. А может быть, и видела, но не замечала.
— Так что этот лопоухий?
— Ну просто вошел так, я-то вижу, что чужой, но подумала, мало ли чего. Всех, кто к нашим девкам постоянно ходит, я в лицо будто знаю. А этого никогда не видела. А он так, по прихожей, вроде у ящика с письмами покрутился. Покрутился, и вроде ничего.
Вроде ничего. Значит, она не увидела, как он брал письмо.
— Покрутился — и что дальше?
— Ну и назад, на улицу.
— А он из ящика ничего не брал?
Тетя Поля вздохнула. Задумалась. А может быть, он и в самом деле не брал? Может быть, вообще это был не тот лопоухий?
— Ну, тетя Поль?
— Да вот Лешка-то, он ведь тоже про письмо интересовался. Брал ли, говорит, этот лопоухий письмо? Все допытывался.
— Ну так что же все-таки, брал?
Пусто. Прокол. Ясно, что лопоухий, если это был тот лопоухий, письмо брал. И взял он его так, что тетя Поля этого не увидела. Впрочем, взял ли он письмо, теперь уже не так важно. Жаль, конечно, так можно было бы определить букву ячейки. Если, конечно, письмо вообще там лежало. А если лежало, то, верней всего, на нем должна была быть вымышленная фамилия.
