Николай Коротеев - Мир приключений 1974
— Ты помнишь, я спас тебе жизнь? — сказал Попов. — Помнишь, на маневрах?
— Да, — ответил Лазарев, но вопрос ему не понравился.
Попов, продолжая глядеть на Трофима, расстегнул ватник, долго копался, отшпиливая булавку; укололся, пошипел, пососал палец, сплюнул; залез во внутренний карман и, достав спичечный коробок, с маху, будто костяшкой домино, шлепнул им о столешницу:
— Вот!
— У меня такой же, — сказал Трофим и выложил на стол коробку спичек. Этикетки были одинаковые — на черном фоне треугольник паровозных огней в обрамлении пунцовых букв: «Минута или жизнь!» — Правда, впечатляющая надпись? А, Саш? Только паровозов здесь нет.
— Наплевать.
— Наплевали.
Тогда Попов медленно, пальцем продвинул свой коробок ближе к Лазареву:
— Ты посмотри, что в нем…
Трофим взял коробок.
Тут Сашка закрыл глаза. С ноющей тоской в сердце понял: раскрывшись другу, он стал целиком и полностью зависимым от него, как никогда и ни от кого на свете. Вся его, Сашкина, судьба с этой минуты в руках Лазарева. И, томясь под тяжестью этого ощущения, стараясь сдержать сгон сожаления и страха, спиравший его грудь, Попов поднялся и вышел.
На воле будто легче стало.
Поигрывали солнечные блики на серой, прошлогодней хвое и редкой траве. Накатами шумел ветер в вершинах. Поодаль поскрипывал старый ствол.
От костра потянуло дымом, сладким и острым. Сашка чихнул, и ему сделалось почему-то совсем хорошо. Он поправил ветки в огне и сел на чурбан.
Было приятно сидеть и ни о чем не думать. Удивительно приятно. Потом вдруг Попов забеспокоился: «Чего же Трошка не выходит?» Он оглянулся. Проем двери был пуст и темен. Холодная тревога начала извиваться в груди Сашки:
«Дурак… Какой же я дурак! Дурень! Дурень!.. Кому доверился я! С кем связался, олух!»
И тут же пламя паники с небывалой и неизбывной силой охватило его сознание. Мысли полыхали подобно верховому пожару в тайге, который они тушили на второй день после приезда сюда. Они сами напросились в десантники.
Вдруг стало тихо от ровного голоса Трофима:
— Откуда он у тебя?
Сашка ответил.
— Везунчик! — констатировал Лазарев. — Сдашь — вот тебе и половина машины.
— Сколько в нем, как ты думаешь?
— Карат двенадцать… — не очень уверенно сказал Трофим.
— Двенадцать карат — и половина машины? — Попов покосился на Лазарева. Тот держал алмаз меж большим и указательным пальцами и рассматривал его то с одной, то с другой стороны.
— Стекляшка на вид. Обыкновенная стекляшка, — словно не слыша Сашкиного вопроса, проговорил Лазарев. — Как же ты его заметил?
— Я же говорю: бросил в реку копаленка, камень к жиру и прилип.
— Везунчик! — повторил Лазарев. — Закон парности случаев. Вот тебе и теория вероятности… Правду, значит, говорят: алмазы и брильянты при солнце и электрическом свете — ничего особенного, так… блестят. Однако при живом огне, в полутьме, играют… Я вот в избушке его рассматривал — хорош. На солнце же — стекляшка.
— Продадим его… На двоих…
— Ты нашел, ты и сдавай.
— За десятую настоящей цены?
— Может, и за сотню. Тебе-то что за дело? Разве ты здесь обнаружил алмазы? Ты, что ли, трубку, россыпи разведал? Город построил, фабрики? Или ты в карьере, в вечной мерзлоте копался? Кайлом породу долбил?.. Вот с этой грани он особо хорош, чертяка. Правда? — И, не дожидаясь ответа, Трофим скучным голосом продолжил: — Может, ты на свои деньги сюда прилетел? Опять нет.
— Давай алмаз.
— На.
— Коробочку.
— Пожалуйста. — И Трофим рассмеялся.
— Ты чего?
— Вспомнил одну историю. Еще в прошлом веке где-то в здешних краях купец у местных алмаз за полушку купил, а продал за огромные деньги. Так ты на него сейчас похож.
Завернув камень в тряпицу, Попов положил его в коробок, сунул в холщовый кармашек, намертво пришитый к ватнику, и заколол булавкой.
— Специально карман пришил? Большой карман-то?
— Видишь, пригодился…
— Сейф ходячий, — усмехнулся Трофим. — Потешься камушком.
— Трош, давай подадимся в Россию. Там и продадим камень. За полную цену. А? — вкрадчиво спросил Попов.
— Сибиряк… «В Россию»… В Москву, что ль?
— Хотя бы. Деньги — пополам. Деньжищи-то какие! Мать подлечишь. Сам устроишься лучше не надо. Зарплата за десять лет вперед.
— Вот спасибо, дорогой. Благодетель! — откровенно издевался Трошка.
— Не с руки одному. Обманут. Ограбят. Не смейся. Я всерьез тебе говорю.
— Боишься, ограбят? Аи, бедный, ворованное отберут… Приз за находку тебя не устраивает?
— Приз… Для государства этот камушек — тьфу!
— Да ведь государство — это я, ты, он…
— Магомет, Наполеон. Это о человеке сказано, — отмахнулся Попов.
— Ты — камушек, я — шайбочку, он — гвоздик… И каждый — в норку, в норку…
— Мы делаем больше, чем сможем унести.
— Обрадовал! — Зная вздорный Сашкин характер, когда до самого краешка, до капли на донышке мысленных действий нельзя было ручаться, шутит Попов или говорит всерьез, Трофим никак не мог относиться взаправду к Сашкиным словам. — Мало тебя помполит гонял! Проголодался я от разговоров с тобой, — продолжал Трофим. — На ключик за водой схожу. Чайку попьем. Может, блажь твоя и пройдет.
Он пошел по пружинящей под ногами хвое. Ему все больше не нравилось «отчужденное, будто государство при капитализме» лицо Сашки. В голову пришла неприятная мысль, что Попов, может, и не шутит вовсе. Но Лазарев тут же оборвал себя:
«Сашка дурака валяет, ему не впервой. Таков уж характер вздорный. А ты-то, Трофим, чего разволновался? Думаешь, Сашка всерьез забарахлил? Ерунда. Однако разыграть его стоило бы. Ох, стоило бы! Только как? Ну да что-нибудь придумаю».
Насвистывая мелодию «Не плачь, девчонка, пройдут дожди», Трофим бодро шагал к ключу. Но рассуждения о характере Попова не развеяли окончательно его сомнений в том, что Сашка шутит. Не очень-то походило его поведение на простое зубоскальство. И алмаз был настоящим. Трофим попробовал его грань на оконном стекле — настоящий алмаз.
«Может быть, про письмо Акима Жихарева напомнить Сашке?» — подумал Лазарев.
Незадолго до демобилизации они увидели в газете очерк о нем и фотографию. Неделю сочиняли ему послание о своем желании попробовать «на зубок» таежную романтику. Ответил Жихарев быстро, и часть его письма врезалась в память Трофима: «Приезжайте, если хотите узнать, что стите вы хотя бы в переводе на тонно-километры. Сколько осилите? Говорят еще про Север, будто рубли здесь длиннее обыкновенных… Да, рубли у нас длинные: пока от одного его краешка до другого доберешься, жизнь может оказаться короче. Что до алых там парусов, бригантин, то подобная романтика у многих быстро выходит потом. Советую вам: спросите у своего командира, куда вам ехать — к нам или в Жиздру. Я не понял, кто из вас оттуда.
