Андрэ Нортон - Удача Рэйлстоунов
– Боже мой!
– Только не говорите, будто нашли то, что мы ищем, – не унимался Вэл.
Но Чарити, не слушая его, глядела как зачарованная на вытащенный из папки рисунок:
– Это же Одюбон, подлинник.
– А по-моему, всего лишь рисунок птички, – пожала плечами Рики.
Но Руперт уже взял рисунок и папку в свои руки:
– Не может быть! Вы уверены?
– Разумеется. Хотя, конечно, лучше взять этот рисунок в музей для квалифицированной экспертизы. По-моему, он прекрасен!
Руперт уже пересчитывал листки в папке:
– Один, два, три… их здесь всего шесть.
– Но как мог Одюбон попасть в Пиратское Логово? – раздумывала Чарити.
– Довольно просто, – ответил Руперт. – Ведь он жил в Нью-Орлеане. Хотя у нас нет документов, свидетельствующих о том, что он гостил в Пиратском Логове, такое вполне могло произойти. К тому же присутствие в доме рисунков подтверждает, что художник побывал здесь. Завтра я покажу их ЛеФлеру. Не следует оставлять ценности лежать без пользы.
Чарити грустно проводила взглядом папку с рисунками, которую Руперт уже спешил убрать:
– Да, полагаю, не надо им лежать без пользы. Только подумать, что кто-то владеет такими вещами…
– За них не получишь достаточно денег, – заметила практичная Рики. – Даже свои счета не сможешь оплатить.
Рики не могла допустить, что сокровищем может быть назван листочек бумаги с карандашным наброском. Для Рики сокровище всегда должно было выглядеть однозначно: как принадлежащие лично ей большие бриллианты. Вот почему содержимое папки её нисколько не взволновало. И Вэл вдруг понял, что его находка ценных рисунков тоже разочаровала. В конце концов сокровище должно быть сокровищем.
Но Руперт уже отнёс папку к себе в спальню, где она была заперта в один из загадочных чемоданов-дипломатов.
Нераскрытые сундуки отнесли подальше к стене и оставили до прибытия специалиста. В это время на пороге Зала появилась Летти-Лу и объявила, адресуясь к Руперту:
– Миста Рэйлстоун, ланч на столе, вас дожидается. Если вы не пойдёте есть, всё простынет.
– Сейчас идём, – откликнулся Руперт.
– Поставь ещё один прибор, Летти-Лу, – скомандовала Рики. – Для мисс Биглоу.
– Уже поставила, мисс Канда. Так вы идёте?
– Видите, как нами командуют? – пожаловалась девушке Чарити. – Поэтому оставайтесь на ланч, прошу вас.
Чарити попыталась возразить, но Рики остановила её:
– Кого же угощать, как не друзей? Оставайтесь, выпьем кофе. А ты, Вэл, ступай мыть руки. Что значит, уже мыл? Пойди вымой ещё раз, они у тебя как у землекопа!
– Рики любит строить из себя строгую мамочку, – пояснил Вэл удивлённой Чарити. – Как только перестаёшь замечать её наставнический тон, он проходит. Но в том, что руки следует ещё раз помыть, Рики, увы, права.
И он отправился в ванную, сопровождаемый ворчанием Рики:
– Не вздумай вытираться гостевым полотенцем. Ты знаешь: они висят только для того, чтобы все видели, что они есть.
Когда Вэл вышел из ванной, в Длинном Зале никого не оставалось. Семья, не дождавшись его, уселась за ланч. У лестницы лежала небрежно отброшенная шкатулка с крышкой для письма. Вэл подобрал её, полагая, что имеет полное право взять себе эту старинную вещицу.
Глава 7
За удачу!
Однако, подумав, что шкатулка никуда не денется за время ланча, Вэл пристроил её на кресло и направился в столовую. Люси настаивала на необходимости принимать пищу в этом тёмном и мрачном помещении, хотя все Рэйлстоуны испытывали настоящее отвращение к нему. Столовая казалась наиболее неуютной комнатой из всех в доме. Деревянные панели стен, мозаичный пол, хрустальные канделябры и мраморный камин придавали ей зловещий вид. К тому же стены были украшены отвратительными натюрмортами с изображениями убитой дичи, потакавшими дикому вкусу средневековых обитателей и не вызывавшими у современных людей никаких положительных гастрономических эмоций. Только Рики нечестиво веселилась, поглядывая на них.
Впрочем, длинный массивный стол и кресла с высокими спинками в комплекте с большими буфетами и посудой китайского фарфора были вполне симпатичны, если конечно, не принимать во внимание их громоздкий вид. Стол был застелен полотняной фиолетовой скатертью из личных запасов Рики. Расцветка скатерти не гармонировала с посудой, выставленной Летти-Лу. Когда Вэл вошёл, Чарити как раз рассуждала на тему соответствия салфеток, китайского фарфора и стаканов.
– По-моему, эти красно-зелёные блюда выглядят несколько светлее, чем необходимо, – уголки рта Чарити сложились в предательскую улыбку.
– А по-моему, нисколько, – отозвалась Рики. – Скатерть по тону вполне подходит к расцветке убитых уток на картинах.
– Уток? – Чарити подняла взгляд на картины. – Да, пожалуй. Но тогда получается, что утки – это деталь, которую специально подчеркнули цветом скатерти.
Рики пристально разглядывала картину на стене:
– Конечно. Полагаю, картины в нашей столовой уникальны. В наши дни больше никто не позволяет себе украшать столовые портретами мёртвых уток.
– Думаю, те, кто не украсил столовые подобным образом, должны только поблагодарить Бога, – заметил Руперт. – Утки довольно гадкие.
Рики стояла на своём:
– Нет уж, уточки премилые. Например, выражение остекленелых глаз – вот на этой картине. Так и просится надпись: «Убитая, но не забытая».
– Передайте, пожалуйста, хлеб, – вмешался Вэл, пытаясь прервать обсуждение художественных достоинств картин.
Рики невозмутимо подвинула к нему блюдо с золотистыми ломтиками кукурузного хлеба и продолжила:
– Полагаю, утки выполнены в несколько сюрреалистической манере. Они отдалённо напоминают общепринятые ночные кошмары.
Стараясь не смотреть на уток, Чарити спросила:
– Но, может быть, в доме есть и действительно хорошие картины?
– Три действительно хорошие картины из нашего дома отданы в музей, – пояснил Руперт. – Это полотна не слишком известных мастеров. Но картины интересны с исторической точки зрения. Одна из них – портрет леди Риканды, ещё на одной изображён Рик, тот самый пират, который потом пропал без вести. ЛеФлер говорит, что эти картины – самое ценное, что у нас есть. Кстати, я видел репродукции этих картин. Так вот, Вэл очень похож на Рика. Если бы не разница во времени, можно было бы сказать, что Вэл позировал художнику, писавшему этот портрет.
Все обернулись к Вэлу.
Весьма польщённый, он привстал и поклонился:
– Я всегда смущаюсь, слыша комплименты в свой адрес.
– Почему ты решил, что это комплимент? – усмехнулся Руперт.