И Ковтун - Азиатский аэролит. Тунгусские тайны. Том I

3/V Москва».

Прочитав это краткое сообщение, Аскольд и на сей раз вздохнул, но уже радостно и облегченно, как человек, сумевший выпутаться из неприятной истории. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Оператор нашел глазами телефон и бросился к нему:

— Станция! 21–23. Спасибо. Алло! Самборский? Нет его? Хорошо. Скажите: буду в три ровно. Завтра отправляемся в путь. Скажите, Аскольд звонил — он знает.

Аскольд свернул с Чугунного моста и пошел налево вдоль балчугского берега, время от времени заглядывая в бумажку с адресом квартиры Самборского.

Миновав домов десять, остановился перед неряшливым красноватым трехэтажным зданием. Стены его, очевидно, давно скучали по извести и кистям маляров — дом стоял облупленный, побитый непогодой, и огромные, подобные лишаям, пятна густо серели на его фасаде.

Внизу над широкой — как в прачечных и тому подобных заведениях — дверью потертая и грязная вывеска извещала, что мужской портной Пинхус Мейзман шьет здесь мужские костюмы.

Аскольд остановился, сверился с бумажкой и сказал себе:

— Дом 10, кв. 6. Так точно — 10, 6.

И, постояв еще немного, решительно направился к широким дверям.

В просторном, разделенном невысокими фанерными перегородками и похожем на лабиринт зале Аскольда встретила невысокого роста девушка, краснощекая, рыженькая. Она мило улыбнулась и предупредила его:

— Вы к Павлу Николаевичу Самборскому? Прошу. Он говорил, что вы придете.

Аскольд и сам ответил теплой улыбкой:

— Спасибо. К нему.

— Вы, наверное, звонили?

Девушка повела его в комнату Павла.

В небольшой комнате с мягкими диванчиками горело электричество (окно помещения выходило на темный узкий проход). Самборский стоял, склонившись над большим кожаным чемоданом.

Он резво повернулся к Аскольду и радостно вскричал:

— Все устроил, хоть сейчас к твоим услугам. Редакция руками и ногами за. А у тебя как?

— Хорошо. Но, друг…

Самборский успел опередить:

— Мы опоздали.

— А ты откуда знаешь?!

— Ого, это вся Москва знает.

— Я застал лишь письмо, ты согласен догонять?

— Зачем же я тогда готовлю свой такелаж? — ответил Самборский и помолчав немного, нерешительно спросил: — Но знаешь, Аскольд, у меня к тебе вопрос. Вот скажи, ты уверен, что дядя не будет иметь ничего против, если мы прибудем вдвоем? Говори откровенно.

Аскольд, напустив на себя равнодушный вид, спокойно помотал головой.

— Ну вот еще! Пустяки! Если хочешь, я тебя не только журналистом, а еще и своим помощником представлю. Согласен?

Самборский засмеялся:

— В таком случае, лапку, — и, пожав руку, добавил: — А теперь должен сообщить, что… отважных и смелых путешественников Аскольда Горского и Павла Самборского ждут друзья, жаждущие в последний день с ними отобедать, а возможно, и…

— Но как же, дружище?! — удивился Аскольд и, окинув взглядом стройную фигуру Павла в блестящем белом воротничке и свою (отражалась в зеркале) в косоворотке, в мятых серых штанах, простоволосую, покраснел и замотал головой. — Как-то то неудобно. Потому что я, видишь ли…

— Ничего, прошу в столовую. — И, приобняв за плечи Аскольда, повел его из комнаты снова в зал, разделенный фанерными перегородками, а оттуда темным, длинным коридором в столовую. В конце коридора Павел ткнул рукой куда-то вбок, и Аскольд растерянно остановился на пороге просторной комнаты.

Красный, сконфуженный, Аскольд растерянно вошел в комнату, до крайности смущенный присутствием незнакомых людей в летах, которые сидели за длинным, уставленным тарелками, закусками и винными бутылками столом и, видимо, ждали их.

Павел начал представлять своих друзей.

Дородного лопоухого лысого мужчину Павел отрекомендовал своим дядей, хозяином квартиры, девушку, что встретила Аскольда — кузиной, смуглого худого гражданина с черными ровными бровями и английскими усиками над крепкими губами представил помощником директора Всесибирского платинового треста, а молодого, веселого парня с карими глазами, сидевшего рядом и хитро помаргивавшего — как инженера из того же треста.

— Аскольд, прошу сюда, — познакомив, предложил Павел стул рядом с местом кузины, а сам сел с другой стороны, велев девушке как можно любезней ухаживать за другом.

Задав два-три незначительных вопроса о целях экспедиции: когда думают отправляться, давно ли Аскольд работает оператором, — хозяин поднялся.

— Что ж, товарищи, за счастливое и смелое путешествие!

— Счастливо вам!

— Удачи!

Минут через пятнадцать Аскольд позабыл о стыдливости и почувствовал себя как нельзя лучше.

Краснощекая Лиза все время гостеприимно подсовывала сбоку закуски и то и дело подливала вина. В голове витали знакомые мысли, напоминая о Майе. Опьяневшая Лиза, глядя в лицо янтарными глазами, щебетала:

— Товарищ Аскольд, пойду ваш фильм смотреть. И всех знакомых поведу. Буду хвастаться, что знакома с вами. А что!

Аскольд, тронутый такой лаской и вниманием, вспомнил свой отъезд, дорогу, Майю, не выдержал и неизвестно к чему ляпнул:

— Эх, Лиза, я ведь чуть было не женился.

Лиза лукаво засмеялась.

— На Майе?

Аскольд вытаращил глаза.

— Извини, дружок, не выдержал, рассказал, — засмеялся сбоку Павел. — Прости уж, — и погрозил пальцем Лизе, — молчите, кузина, больше ни слова!

Лиза наклонилась к Аскольду и шутливо, нежно прошептала:

— Бедный, бедный, жалеете?

Аскольд пьяно кивнул.

— Ох, и жалею!

После обеда, когда подали ликер и кофе, Аскольд вконец опьянел, обнял Самборского и сказал:

— Знаешь, Павлуша, давай ляжем спать.

Самборский провел его в свою комнату, бережно раздел, обыскал карманы, вытащил письмо профессора, быстро пробежал глазами и вновь положил в карман. Затем вернулся в столовую и спокойно сообщил своим друзьям, которые напряженно и резко обернулись при его появлении, будто спрашивая глазами: ну?

— Ничего важного, будут ждать в Кежме.

После Павел обратился к смуглому с усиками, назвав его Люром:

— Билеты заказал?

Люр протянул Самборскому два билета на трансманьчжурский экспресс, отходивший из Москвы каждый вечер ровно в девять часов. Самборский посмотрел на часы (стрелка показывала шесть), свел брови, пытаясь что-то вспомнить.

— Да, все, — медленно сказал сам себе, — ну, а теперь насчет вас. Садитесь-ка вот сюда.

Самборский придвинул стул к кругленькому столику, сел, наклонился близко и ровным низким голосом обратился к собеседнику. Оба напряженно и осторожно смотрели друг на друга. Самборский почти приказывал: