Фредерик Неваль - Гробница Анубиса
Она осторожно прикрыла за собой дверь. Я уселся перед компьютером, мой компаньон примостился напротив.
Я запустил программу поиска и в ожидании результатов возразил без обычного раздражения:
— Почему бы и нет? Возьмите Мекку. Она задолго до возникновения ислама уже являлась священным местом. Тогда оно называлось в честь божества Махешвары, а черный камень, что и поныне там, не что иное, как «лингам», эмблема бога Шивы, которому поклонялись не одно тысячелетие.
— Шива? Индийский бог?
— По существу, культ Шивы древнее индуизма. Он восходит к верованиям дравидов, населявших Индию и средиземноморское побережье несколько тысяч лет назад.
— Доттор Лафет, простите мое невежество, но что это такое — «лингам»?
— Фаллическое сооружение, выполненное из камня. Ему поклонялись как совершенному воплощению Шивы.
Гиацинт навострил уши:
— Не хотите же вы сказать, что тысячи мусульман ежегодно совершают многодневное паломничество, чтобы пасть во прах перед… гм…
— Да, перед пенисом. Но почти никто из них об этом не знает. — Мой слушатель покатился со смеху, я же продолжил лекцию: — Каждый новый культ всегда стремится стереть с лица земли память о предыдущем. Обосновываясь на том же месте, он привлекает к себе его адептов.
На экране появился список книг, из которых мы могли бы почерпнуть сведения о наиболее древних христианских культовых сооружениях острова; я сделал распечатку.
— Тут придется как следует покопаться, каждую проглядеть на совесть, только тогда есть надежда отыскать указание.
— На это же недели уйдут! — простонал Гиацинт.
— Большая часть работы археолога сводится к корпению в библиотеках. — Я протянул ему распечатку и злорадно хихикнул: — Добро пожаловать в нашу профессию!
До полудня мы с более чем посредственными результатами переворошили несколько десятков книг. Было жарко, а в спертом воздухе библиотеки еще и душно. Все это придавало изысканиям, и без того почти безнадежным из-за катастрофической нехватки ориентиров, характер сугубо удручающий.
Время шло, и Гиацинт совсем приуныл:
— Доттор Лафет, с такой скоростью мы никогда не придем к цели.
Я взглянул на часы: уже три.
— Так и быть, — объявил я, вставая, — пойдем отсюда. Завтра продолжим.
— А гениальных озарений не ожидается?
— Нет, — отрезал я, убирая в пластиковую папку ксерокопии и распечатки, — но, может быть, есть еще местечко, где стоит поразнюхать.
— Какое?
— Археологический музей. Судя по тому, что я здесь перечитал, там с недавних пор экспонируется значительная коллекция предметов глубокой древности, обнаруженных в южной части острова.
— Да, попытаться стоит.
Остаток дня мы провели в блужданиях по далеко не блестящим музейным галереям, рассматривая представленные экспонаты, но ничего хоть отдаленно похожего на зацепку не нашли. Несколько античных обломков, свидетельствующих о близости турецких берегов, кое-какие предметы в египетском стиле, но относящиеся к эпохе римского завоевания, а в основном несусветное множество костей, пребывающих в самом плачевном состоянии… Короче, ничего по-настоящему интересного.
Злые, опустошенные и упавшие духом, мы решили поужинать. Расположились на террасе ресторана в порту, все еще запруженном людьми, багажом, товарами. Наконец-то поднялся ветер, жара ослабела, а при более терпимой температуре и воздух, отягощенный запахами открытого моря, оказался не лишенным приятности.
Мы заказали блюдо из даров моря, зажаренных с добавлением молодого вина, и отужинали, не проронив ни слова, отсутствующим взглядом машинально следя за туда-сюда снующими туристами.
Гиацинт все листал какие-то брошюрки, прихватив их в музее целый пучок, но когда нам уже принесли кофе по-гречески, такой густой, что хоть ложку втыкай, он нарушил молчание:
— По свидетельству служб консервации, кости извлечены при раскопках древнего святилища Фанайи, это в восьми километрах от Пирги. Интересная деталь, ведь там же находится и самое древнее культовое место острова — разрушенный храм Аполлона Фанайоса, там позже воздвигли церковь. Не это ли отправной пункт, который мы искали в библиотеке?
— Да, как же! — буркнул я уныло.
— Меня умиляет ваш энтузиазм.
— Если бы там нашли что-нибудь особенное, мы бы это увидели в музее.
— А может, не все вошло в экспозицию, — предположил он и, заметив мою скептическую усмешку, вздохнул: — Хотя, конечно, это местечко не поражает богатством археологических находок, тут я с вами согласен.
— Если здешние хранители выставляют на обозрение изъеденный временем большой палец ноги, отбитый от какой-то статуи, и груду костей, вырытых на старом ионийском кладбище на юге острова, это значит, что они до основания выскребли запасники фонда, лишь бы хоть чем-нибудь заполнить стенды. Можете мне поверить.
— Вы ли это, доттор Лафет? Где великолепный искатель приключений, которым я привык восхищаться? Неужто вы растеряли тот азарт, что воодушевлял вас тогда, когда вы разыскивали гробницу Александра Великого?
— С той гробницей все обстояло несколько иначе, — угрюмо отозвался я. — На ее поиски я пустился добровольно, это был мой выбор. К тому же в то время мой отец не сидел в тюрьме.
Служащий поставил на стол пластиковое блюдце, на нем лежали две жевательные резинки и счет. Увидев надпись на обертках нехитрого угощения, Гиацинт брезгливо скривился:
— «С мастикой». Они подмешивают мастику к жевательной резинке? Кошмар!
Его негодование меня рассмешило.
— Успокойтесь, это совсем не то, чем вы пользуетесь. чтобы замазывать щели в своей ванной комнате. Это в высшей степени изысканный ароматизатор. Попробуйте.
— Нет, благодарю. — Он положил жевательную резинку обратно на блюдце.
Язычок пламени, вырвавшись из зажигалки Гиацинта, бросил отсвет на обертку, фольга заиграла искорками, и в мозгу у меня вдруг промелькнула безумная догадка. Мучительно напрягая мозговые извилины, я принялся теребить жевательную резинку, бессознательно бормоча:
— Мастика…
— Не воссиял ли у вас в голове светоч озарения? — Гиацинт помахал рукой у меня перед носом, потом окликнул: — Доттор Лафет!
Но я уже не слышал его. Как слишком медлительный мотор, внезапно освобожденный от ограничителей скорости, мой мозг заработал на полную мощность.
— Нет, — продолжал я бубнить себе в бороду. — Это было бы слишком просто…
— Ничего, я и сам простоват. Говорите!
В искреннем порыве я повернулся к нему, уставясь прямо в его зрачки, и процитировал:
