Артур Конан Дойл - Тайна Кломбер Холла
— Что все это по-вашему означает, Хокинс? — встревоженно спросил капитан. — Какова ваша теория?
— Я так считаю, — отвечал помощник, — что этим трем швабрам не труднее было устроить шторм, чем мне — опрокинуть вот этот стакан грога. У них, видно, нашлись свои причины стремиться в это Богом забытое — извините, я не говорю о вас, господа — в это Богом забытое место, и они избавили себя от лишнего труда ехать в Глазго. Вот как, по-моему, обстоит дело, хотя чего трем буддистским проповедникам приспичило искать в заливе Киркмэйден — это выше моего понимания.
Отец поднял брови, выражая сомнение, которое гостеприимство не позволило ему облечь в слова.
— Думаю, джентьмены, — проговорил он, — вы оба сильно нуждаетесь в отдыхе. Если хотите, я проведу вас в ваши комнаты.
Со старосветской церемонностью он проводил их в лучшие гостевые спальни лэрда, а когда вернулся в гостиную, предложил мне пройтись на берег и узнать, не случилось ли что-нибудь новенькое. Первый бледный свет зари уже рождался на востоке, когда мы во второй раз подошли к месту кораблекрушения. Ветер улегся, но море еще сильно волновалось, и полоса рифов предстала перед нами одной шипящей сверкающей линией пены, словно яростный старый океан скалил белые клыки на ускользнувшую от него жертву. По всему берегу усердно трудились рыбаки и арендаторы, подбирая бочки и бревна, как только их выбрасывало волнами. Однако, мертвых тел никто не видел, и нам объяснили, что на берег попасть могут только плавучие предметы, потому что сильное подводное течение неизбежно утащит в море все, что погрузится. Что до возможности, чтобы несчастные пассажиры добрались до берега — здешний практичный народ и слышать об этом не хотел. Нам бесспорно доказали, что если они не утонули, так вдребезги разбились о скалы.
— Мы сделали все, что было можно, — печально подытожил отец, вернувшись домой. — Боюсь, что бедный помощник слегка повредился в уме от внезапности несчастья. Ты слышал, он считает, что буддисткие священники вызвали шторм?
— Да, слышал, — ответил я.
— Больно было его слушать, — продолжал отец. — Как ты думаешь он не станет возражать, чтобы я поставил ему маленький горчичник под каждое ухо? Это должно снизить кровяное давление в мозгу. Или может быть, лучше разбудить его и дать ему две снотворные пилюли? Что ты скажешь, Джек?
— Я скажу, — зевнул я, — что лучше всего дать ему поспать, да и сами ложитесь. Его можно будет уврачевать и утром, если понадобится.
С этими словами я поплелся в спальню и скоро уже спал глубоким сном без сновидений.
Глава 12
О трех ипостранцах на берегу
Я проснулся не то в одиннадцать, не то в двенадцать, и в потоке золотого света, льющегося в окно, мне показалось, что страшные бурные события этой ночи мне привиделись в фантастической сне. Трудно было поверить, что мягкий ветерок, шепчущий в листьях плюща у окна, могла породить та же стихия, которая сотрясала дом до основания всего лишь несколько часов назад. Природа словно раскаивалась, что поддалась страстям, и старалась ублаготворить обиженный мир теплом и солнечным светом. Птичий хор в саду звенел изумлением и восторгом.
Внизу несколько потерпевших кораблекрушенре моряков, которым явно пошел на пользу ночной отдых, обрадовано и благодарно зашумели при виде меня.
Мы позаботились об их отъезде в Вигтаун, откуда они могли уехать в Глазго вечерним поездом, и отец распорядился, чтобы каждому приготовили пакет бутербродов на дорогу. Каритан Мидоуз горячо поблагодарил нас от имени своих работодателей и скомандовал в нашу честь троекратно прокричать ура, что его экипаж и выполнил с готовностью. Капитан и помощник после завтрака отправились со мной бросить последний взгляд на место кораблекрушения.
Огромная грудь залива все еще конвульсивно вздымалась, и волны всхлипывали на скалах, но от ночных потрясений уже не осталось следа. Длинные изумрудные валы с маленькими белыми гребешками пены медленно и величественно накатывали и разбивались в регулярном ритме — дыхание усталого чудовища.
В кабельтове от берега качалась на волнах гротмачта злосчастного барка, то исчезая в морской бездне, то подпрыгивая к небесам, как гигантское копье. Другие, меньшие останки крушения виднелись на волнах, а берег пестрел деревянными обломками и ящиками. Их подбирала и уносила в безопасное место целая группа крестьян.
Я заметил, что над местом крушения парят два ширококрылых буревестника, как будто им видно под водой много странных вещей. Время от времени доносились их хриплые крики, словно они сообщали друг дружке, что увидели.
— Это была старая развалина, — проговорил капитан, печально глядя в море, — но вседа жаль видеть конец своего корабля. Ну что ж, все равно ведь его сломали бы и продали на дрова.
— Как спокойно кругом, — заметил я. — Кто бы мог подумать, что в этих самых водах ночью погибли трое!
— Бедняги, — отозвался капитан с чувством. — Если их выбросит после нашего отъезда, я уверен, мистер Вэст, что вы позаботитесь о похоронах.
Я как раз собирался ответить, как вдруг помощник громко загоготал, ударяя себя по бедрам и захлебываясь от восторга:
— Коли вы собираетесь их хоронить, так не зевайте, а то, неровен час, улизнут. Помните, что я вам говорил ночью? Ну так взгляните-ка на верхушку вон того холма, а потом скажете, прав я или нет.
Поблизости на берегу возвышалась песчаная дюна, и на ее гребне стояла фигура, привлекшая внимание помощника. При виде нее капитан изумленно всплеснул руками.
— Клянусь вселенной, — воскликнул он, — да это же сам Рам Сингх! Ну-ка, догони его!
Волнуясь, он бегом пустился по берегу, а за ним помощник и я сам вместе с двумя-тремя заметившими незнакомца рыбаками. Тот, заметив наше приближение, спустился со своего наблюдательного пункта и медленно направился нам навстречу, уронив голову на грудь, как человек, погруженный в размышления.
Я не мог не заметить контраста между нашей беспорядочной поспешностью и полной достоинства серьезностью этого одинокого жителя Востока, и впечатление только усугубилось, когда он поднял внимательные темные глаза и грациозно поклонился. Я почувствовал себя мальчишкой-школьником в присутствии учителя. Широкий гладкий лоб незнакомца, его ясный внимательный взгляд, твердо очерченый, но чувствительный рот и решительное выражение лица — все вместе создавало самое благородное впечатление. Я не поверил бы, что человеческое лицо может выражать такое незыблемое спокойствие и в то же время такое сознание своей скрытой силы.
Он был одет в коричневую бархатную куртку, темные шаровары и ту же феску, которую я заметил ночью. Низкий ворот рубашки открывал смуглую мускулистую шею. Подходя, я заметил с удивлением, что вся эта одежда не носит ни малейших признаков борьбы с волнами.
