Владимир Туболев - Воробьиная ночь
Справа по полю локатора, хоть и смутно-далеко, отбивается ленточка Волги. Командир медленно переводит взгляд вправо, за форточку. Если бы не было облачности, он мог бы увидеть отсветы расположенных на реке городов. В ясную погоду зарево видно почти сплошной цепью издалека. Сейчас ослепительно-белый свет облачного покрывала под самолетом уже чуть ли не на расстоянии вытянутой руки тускнеет, переходит постепенно в серый и теряется во тьме у горизонта.
Где они идут? Где-то между Волгой и Уралом. Для штурмана определить абсолютно точно место самолета было бы минутным делом. Но для этого нужно снять с приборов показания, проложить на карте пеленги, отсчитать расстояния, продублировать. У того и навигационных приборов побольше, чем у командира, и рабочее место получше оборудовано, да и навыки покрепче.
Нет штурмана.
Да и зачем ему сейчас, в такой обстановке, точное место? До Каспия дойдут, там и определится.
Если дойдут.
Но за штурмана и за все прочее вы мне еще ответите, думает командир, сжимая зубы. Этого я вам не прощу.
15
У пилота в руках 5600 лошадиных сил — такое вообразить невозможно, и вся эта мощь мгновенно подчиняется малейшему движению руки. Почти двадцать четыре тонны металла невесомы, едва заметное отклонение элеронов тотчас отзывается креном; рулями высоты посылаешь самолет в набор или снижение; вслед за отклонением руля поворота послушно уплывают вместе с горизонтом звезды. Триммером можно сбалансировать машину так, что никакой автопилот не нужен, не нужно трогать ни педали, ни штурвал. Однажды, когда Останин еще летал на поисковой съемке на Ан-2 — тогда еще жив был штурман Алексей Багун, — ему пришлось сажать машину вообще без штурвала и педалей, с полностью отказавшим управлением, только с помощью триммеров. Подлое это было дело, специально подстроенное, до сих пор вспоминать противно. Довел с участка самолет и посадил. Ан-26 с помощью одних триммеров, конечно, вряд ли посадишь, хотя кто знает. Как когда-то выразился Гена Хижняк, приземливший вертолет без хвостового винта, жить захочешь — сможешь.
Останин тянется рукой к тумблеру, чуть отклоняет триммер элерона вверх и смотрит на авиагоризонт. Идеально.
Несмотря ни на что, даже такой полет доставляет ему удовольствие. На какое-то время он отключается от всех этих навязанных ему забот, он занят только полетом. Он чутко вслушивается в мощную симфонию работающих турбин, и их безукоризненно синхронный ровный гул наполняет его гордостью. Ему приятно трогать рычаги управления, регулируя тягу двигателей, управляться с педалями и штурвалом, следить за приборами, выбирать наивыгоднейший режим полета. Ему нравится регулировать яркость освещения, громкость приема и передачи радиостанций, температуру воздуха в кабине. Он внимательно вслушивается в переговоры экипажей с диспетчерами и с увлечением составляет мысленную картинку воздушного пространства: кто где находится, какой тип самолета куда идет, на какой высоте и каком удалении.
Через ребристые ручки штурвала, через педали, всем своим телом, наконец, он чувствует упругую податливость воздуха, рассекаемого неимоверно мощной и огромной птицей, но в то же время и надежность, прочность этой опоры. Он — как снаряд, выпущенный баллистой, но и одушевленный, с огромной волей, выбирающей свои пути. И мощь, и стремительность машины — не чуждая пилоту стремительность и мощь, она его, своя, неотъемлемая. И хоть это всего лишь иллюзия, как ты ни пытайся соотнести с иллюзией или самообманом все это, но ощущение настолько реально и осязаемо, что никакие доводы рассудка ни в чем не убеждают. И ты, и самолет — единое цельное живое существо, с единой волей, разумом, устремлениями. Не симбиоз, нет — именно одно.
Пространство, скорость, время — в твоем полном и неотъемлемом подчинении, твоя стихия, твоя жизнь. Твоя свобода. В полете ты — царь и Бог.
Такие чувства вряд ли испытывает хоть один человек любой другой профессии, и именно поэтому летчики так ею дорожат. Несмотря на то, что и неприятностей, с ней связанных, побольше, чем где бы то ни было.
Была бы земля такой, как небо.
Ах, если бы на цветы да не морозы, да если бы небо — без земли…
Земля вся запластована облачностью.
На экране локатора почти прямо по курсу положенной набок запятой прорисовывается озеро Аралсор. Спутать его ни с каким другим ориентиром невозможно. Вот и точное твое место.
Командир бросает взгляд на карту — траверз Волгограда.
Нынешние непрошеные работодатели Останина не озаботились тем, чтобы проложить ему маршрут по существующим воздушным трассам. Не только трасс — и управления здесь никакого нет, район ничейный. Вернее — заграница, Казахстан. Не миновать дипломатических осложнений. Хоть плачь, хоть хохочи. А лучше без эмоций. С одной стороны — хорошо: ты никому не мешаешь, и тебе никто. С другой — все равно что идти голеньким по Красной площади.
И начинается рассвет.
— 26678 — Волгоград-контроль. Пролет точки, пять четыреста, выход из зоны через сорок три, — голос Славы Балабана, неудачно прикидывающегося шлангом: он пытается изобразить голос Останина.
Чего уж там. Кто эти голоса будет сличать?
Волгоградцы уже в курсе. То есть знают, что бесхозный самолет без спросу вломился в их зону. И они хотят хоть что-то знать вразумительное о его дальнейших финтифантах. Поэтому диспетчер и взмывает:
— Волгоград-контроль — 26678, маршрут и цель полета? Ваше место?
Конечно же, он знает, что никакого поименованного борта над городом нет, но откуда гром, проследить по локатору не успел. И еще с минуту тщетно разоряется в эфире. А через десять минут Балабан докладывает уже свой пролет. И кто-то еще сообщает о входе в зону. И Слава в ту же масть:
— Плюс единичка.
— Есть, — щелкает переключателем командир.
— Проснулся дядя Шум.
— Подбрось цифирьку.
— Минус семнадцать.
— Понял. Засветки есть?
— Пока чисто. Чем могу?
— Грозишку, парень, да побыстрее, засветочки, да помощнее.
— Запросики. Не по силам, — огорчается тот. — Как у тебя?
— Справлюсь. Дядя ни к чему.
— Понял. Конец.
— Конец.
Аслан спрашивает:
— О чем вы говорили?
— Воины зашевелились.
— И… что-нибудь о нас?
— Сейчас узнаем.
Сам Останин не догадался поинтересоваться частотой, на которой здесь работают военные. Но отнять от Волгоградской семнадцать и щелкнуть переключателем пока способен. И сразу слышит голоса:
— Объект продолжает следовать с курсом двести. Только что прошел Аралсор. Азимут… удаление…
