Густав Эмар - Авантюристы
— Однако я вас не знаю, Ла Гренад, — с удивлением сказал граф, — откуда у вас такая преданность ко мне?
— Я готов сказать, если это вас интересует. Я дружен с мсье Франсуа Бульо, которому я многим обязан; это он приказал мне вам служить и повиноваться во всем.
— Как добр этот Бульо! — воскликнул граф. — Хорошо, Друг мой, я не буду неблагодарным. Ступайте, вы мне не нужны теперь.
Тюремщик подложил дров в камин, зажег лампу и ушел.
— Ах! — сказал граф, смеясь. — Прости, Господи! Мне кажется, что, хотя я кажусь пленником, по сути я являюсь таким же хозяином в этой крепости, как и комендант, и в тот день, когда я захочу, выйду отсюда, и этому не воспротивится никто. Что подумал бы кардинал, если бы знал, каким образом исполняются его приказания?..
Он сел за стол, развернул салфетку и с аппетитом принялся за обед.
Все случилось так, как было условлено между заключенным и комендантом. Прибытие графа де Бармона в крепость оказалось крайне прибыльно для майора, который с тех пор, как получил командование над этой крепостью, не имел еще случая извлечь хоть какую-нибудь выгоду из своего положения. Поэтому он обещал себе возместить сполна вынужденное отсутствие доходов за счет своего единственного пленника.
Комната графа была меблирована так прилично, как только возможно. Ему дали — разумеется, за очень большую сумму — все книги, какие он просил, и даже позволили прогулки на площадке башни. Граф был счастлив, насколько позволяли обстоятельства, в которых он находился. Никто не предположил бы, видя, как он усердно трудится над математикой и навигацией — он чрезвычайно заботился об усовершенствовании своего морского образования, — что человек этот питает в сердце мысль о неумолимом мщении и что эта мысль не оставляет его ни на мгновение.
С первого взгляда намерение графа позволить своим врагам заключить себя в тюрьму, когда так легко было остаться на свободе, может показаться странным; но граф принадлежал к числу тех словно высеченных из гранита людей, намерения которых остаются неизменными, которые, раз приняв какое-то решение, с величайшим хладнокровием рассчитав возможности успеха и неудачи, идут прямо по намеченному пути, не обращая внимания на препятствия, встречающиеся на каждом шагу, и преодолевают их, потому что они решили, что все должно быть именно так. Такие характеры возвеличиваются в борьбе, достигая рано или поздно назначенной цели.
Граф понял, что всякое сопротивление кардиналу кончится для него верной гибелью. Множество доказательств подтверждало эту мысль. Убежав от стражей, которые вели его в тюрьму, он остался бы на свободе, это правда, но изгнанный, он был бы вынужден покинуть Францию и скитаться в чужих краях, одинокий, без средств, вечно настороже, вечно остерегаясь, не имея никакой возможности что-либо узнать о человеке, которому жаждал отомстить, кто отнял у него любимую женщину и разбил не только его карьеру, но и счастье. Граф был молод, он мог ждать; кроме того, как он сказал Бульо в минуту откровения, он искал страдание для того, чтобы убить в себе всякое человеческое чувство, еще оставшееся в сердце, и явиться перед врагом совершенно неуязвимым.
И кардинал Ришелье, и Людовик ХШ к тому времени были серьезно больны. Смерть их должна была привести к смене царствования через два, три, четыре года, никак не позже, и одним из последствий этой двойной кончины должен был стать выход на свободу всех узников тюрем, заключенных покойным министром. Графу было двадцать пять лет; следовательно, у него впереди было много времени, тем более что, вернувшись на свободу, он вступит во все свои права и в качестве врага кардинала Ришелье будет хорошо принят при дворе. Таким образом у него появится возможность воспользоваться всеми выгодами своего положения против врага.
Только люди, одаренные непоколебимым характером и уверенностью в себе, способны на такие расчеты, и этим людям, так решительно полагающимся на случай, всегда удается все, что они хотят сделать, если только смерть не остановит их.
Через Ла Гренада, с молчаливого согласия коменданта, который закрывал глаза с очаровательной беспечностью, граф не только узнавал все, что происходило вне стен тюрьмы, но и получал письма от своих друзей и даже отвечал на них.
Однажды Ла Гренад передал ему за завтраком письмо. Письмо было от герцога де Белльгарда, а доставил его Мигель — добрый моряк не захотел жить вдали от своего бывшего командира и сделался рыбаком в Антибе, а Тихий Ветерок определился к нему в помощники. Граф поручил Л а Гренаду просить коменданта уделить ему несколько минут. Майор знал, что каждое посещение своего пленника приносит ему выгоды, и поспешил к нему в комнату.
— Вы знаете новость? — тотчас спросил его граф.
— Какую новость, граф? — сказал майор с удивлением, так как действительно ничего не знал.
Находясь на окраине королевства, комендант узнавал все новости только случайно.
— Кардинал умер; я узнал это из достоверного источника.
— О-о! — только и сказал майор, сложив руки. Эта смерть могла лишить его места.
— Его величество король Людовик Тринадцатый очень болен, — прибавил граф.
— Боже мой, какое несчастье! — вскричал комендант.
— Это несчастье может быть счастьем для вас, — заметил граф.
— Счастьем?! Когда я могу лишиться своего места! Ах, граф! Куда же я денусь, если меня прогонят отсюда?
— Весьма вероятно, что так оно и случится, — сказал граф. — Вы всегда были большим приятелем покойного кардинала.
— К несчастью! — прошептал майор, растерявшись и понимая справедливость замечания графа.
— Но есть способ устроить это дело.
— Какой же способ, граф? Скажите, умоляю вас!
— Вот какой. Выслушайте меня хорошенько; то, что я вам скажу, очень важно.
— Я слушаю, граф.
— Вот письмо к герцогу де Белльгарду. Поезжайте немедленно в Париж через Тулон, где вы получите по этому чеку две тысячи ливров на дорожные расходы. Герцог ко мне очень расположен. Он примет вас хорошо; передайте ему письмо и повинуйтесь во всем, что он скажет.
— Да, да, граф.
— А если не позже, чем через месяц…
— Не позже, чем через месяц… — повторил комендант, едва переводя дух от нетерпения.
— …вы привезете мне сюда мое полное и окончательное помилование, подписанное его величеством Людовиком Тринадцатым…
— Как?! — вскричал комендант с удивлением.
— …я немедленно отсчитаю вам, — холодно продолжал граф, — пятьдесят тысяч ливров, чтобы вознаградить за те неудобства, которые причинит вам мое освобождение.
— Пятьдесят тысяч ливров! — вскричал майор, и глаза его сверкнули алчностью.
