Затерянный мир - Юрий Валерьевич Литвин

– Вылазь, слушать буду.

Петр Иванович охотно подставил под трубку свое мерзкое тело. Врач брезгливо сорвал с шеи больного компресс и приказал:

– Сменить.

– Слушаюсь,– отрапортовал Петр Иванович и спросил:

– Дышать?

– Не обязательно,– ответил доктор, без особого энтузиазма прислушивавшийся к Петькиным вздохам. Потом произнес:

– Хватит,– и добавил,– все ясно, не жилец!

Тут Рожок, с рожи которого не сходила довольная ухмылка, резко побледнел:

– Как?

– А вот так, не жилец! Гроб заказывать надо.

– Ой… Ой-ей-ей! – взвизгнул Петр Иванович, зарываясь лицом в подушку,– что же делать?

– Да уж ничего не сделаешь, – проговорил врач степенно, машинально вытягивая из Петькиного сундучка разноцветные бутылочки. Взгляд его остановился на одной черной баночке и он ухмыляясь отставил ее в сторонку.

– Пятьдесят,– произнес доктор, выдержав классическую паузу, которой позавидовал бы сам Станиславский.

– Что?

– Пятьдесят! – твердо повторил врач.

– И я буду жить?

– Возможно,– цинично заключил доктор,– и в следующий раз, когда надо будет больничный получить, не фиг на дом вызывать, чай не принц, а по нечетным ко мне, 31-й кабинет. Ясно?

– Так я буду жить?

– Будешь,– кивнул доктор утвердительно.

Петька тоже кивнул, губой дернул и полез в комод за деньгами, ляжками голыми светя. Доктор не спеша заполнил больничный, встал и уходя спросил:

– А там в сундучке, твои лекарства?

– Мои,– гордо ответил учитель рисования.

– Пей! – назидательно произнес врач и добавил,– особенно это! – и указал на черную баночку, на которой неровным рожковым почерком было выведено: «Крысиный яд».

Оказавшись на улице, Ярослав Иванович Пасенков, отклеил бороду, выбросил докторскую шапочку и задумчиво напевая про насупленные бровки зашагал в сторону магазина. День удался.

А Петр Иванович проспав с полчаса, очнулся в прекрасном настроении и рученьки его потянулись к оставленному доктором больничному листу. Он долго не мог врубиться в смысл написанного, а когда врубился, то долго не мог осознать. Вместо больничных рекомендаций на листке были нацарапаны следующие стишки:

Если врач пришел к тебе,

С толстой сумкой на ремне,

Заглуши невольный стон,

А то насупит бровки он.

Стихи были корявые, пасенковские, но Петру Ивановичу не удалось заглушить невольный стон, после прочтения. От досады и перенапряжения он снова потерял сознание и в желудке у него произошел небольшой путч. А настоящий врач к нему в тот день так и не пришел. Занят был. А на завтра Рожок уже и сам на работу побежал, как ни в чем не бывало. Вот и вся болезнь.

ТЕЛЕФОННАЯ НОЧКА

Ночью в квартире Петра Ивановича Рожка зазвонил телефон. А Рожку сон снился про то, как он на гору лезет, а дышать тяжело, а ноги не гнутся, но знает паразит, что если не долезет, то внизу караулят его чудища ужасные, как раз те, что в прошлую ночь за ним по школе гонялись. Ну и что? А ничего, долез, хотя и уморился здорово. Всю простынь намочил, так уморился, а на вершине горы – дед незнакомый. Сидит и смотрит подозрительно с прищуром: «Что, мол, долез, гад?»

Ну гад и отвечает: «Долез!»

Дед тогда дубинку милицейскую резиновую вынимает и говорит:

«Небось, изнасиловать меня хочешь?» Прям как та бабка из анекдота. Рожок перепугался, говорит: «Да, нет, что вы!» Типа насиловать не хочу, но если бить вздумаете, то постараюсь на славу. Откуда ему знать, что там за мысли в голове стариковской. А дед смеется:

«Сейчас я тебя сам, курву, обработаю!»

И смотрит Петр Иванович, а это и не дед уже, а Коля Маленко, только старый-престарый! Противный-препротивный! И уже тазик с раствором подвигает, типа, замурую на хрен, чтоб не дергался и в пропасть. Рожок вниз бежать. А там же чудища! Пасти с клыками, когти наточены. Опять пропотел…

А тут телефон… Рожок проснулся, ничего не поймет. На улице ночь. Свет включил, трубку хвать…

– Але…

А из трубки тишина в комнату льется чужая, незнакомая. Петру Ивановичу бы трубку назад положить, а он допытываться стал:

– Ну что там? Что вам нужно?

В трубке щелкнуло что-то, и потом как бы издалека, голос такой спокойный, меланхоличный, ну как у активных педерастов примерно, доносится:

– Как дела, милый?

Смутился Петр Иванович:

– Какие дела? – спрашивает.

В трубке зевнули и неохотно так отвечают:

– Ну какие там у тебя могут быть дела, старый козел…

Рожок сразу обиделся:

– Кто это звонит? – строго так спрашивает, как следователь на допросе, а сам прикидывает уже: «Это явно кто-то из знакомых звонит. С розыгрышем дурацким. И голос вроде знакомый, а кто не пойму…» А из трубки доносится не менее строго:

– Ты там не прикидывайся! Отвечай по существу. Так, мол, и так. Или ты меня не признал?

Голос зазвучал уже совсем угрожающе, и Петр Иванович поспешно заверил:

– Узнал, конечно узнал…

– То-то,– успокоился собеседник, – смотри у меня старый кобель. Так все-таки, как дела?

– Нормально,– сказал Рожок, чтобы хоть что-то сказать,– а у вас?

– А ты не догадываешься? – с хитрецой ответил загадочный голос.

– Нет.

– А ты подумай, только не долго. И загадки мне свои не загадывай, понял? Я твои загадки насквозь вижу. Понты колотишь, поганая сволочь! Отвечай быстро, конкретно и по-существу! – невидимый собеседник неожиданно впал в истерику.

Рожок лихорадочно подбирал слова, но молчал.

– Я жду! – завопила трубка и выматюкала Петра Ивановича витиевато и злобно,– Ну!

Потом из нее раздался тяжелый вздох и шепот:

– Ладно, козел, я перезвоню…

Гудки, занавес.

Петр Иванович нервно забегал по комнате, сна не было ни в одном глазу.

«Кто? Кто это?»

Звонка не было около часа. Когда обессилевший от беготни учитель рисования, решил, что все случившееся, банальный телефонный розыгрыш, раздался новый звонок. Петр Иванович поспешно схватил трубку и поднес ее к налитому кровью уху.

– Да!

– Я рад, что ты не спишь,– радостно произнес знакомый голос,– не вечно ж тебе спать, ублюдок… Ха-ха, неплохо я сказанул, не так ли?

Рожок часто задышал и прохрипел:

– Что вы от меня хотите?

В трубке захихикало:

– Ну зачем же так официально, на вы? А, сволочь? Ты меня хочешь на измор взять? Не выйдет! Понял? Я и не таких обламывал. Веришь?

Рожок шумно выдохнул.

– Верю… Но я не понимаю!

– Ах, ты не понимаешь? – с неприкрытой угрозой произнес голос,– он не понимает! Смотрите, какие мы непонятливые! У тебя трусы в полосочку, или как?

Переход был настолько неожиданным, что растерявшийся Петр Иванович машинально оглядел себя и брякнул:

– Вроде да.

– Так и запишем,– сказал собеседник и снова дико захохотал. Хохотал он довольно долго, видимо крайне довольный собственным остроумием, потом произнес:

– Короче учти, приятель, если не хочешь себе на полосатую жопу неприятностей, то немедленно все мне выкладывай, и не дай боже ты станешь меня обманывать.

Петр Иванович из последних сил набрался храбрости и крикнул в трубку:

– Что за безобразие!

Голос удивился:

– Безобразие? Какое такое безобразие? Дуремар ты глупый… Попробуй хоть полслова кому-то шепнуть, я башку твою лысую на бутерброд намажу. Понял? Доходчиво объясняю?

Рожок молчал, кусая губы, а собеседник продолжил:

– Да я тебя на галстуке повешу, понял? Ты чего молчишь, ты слышишь