Боги глубокого космоса (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна
Хотя даже его везение время от времени давало сбои, последствия одного из которых мы (и я — в частности) сейчас и пытались расхлебать.
Ярослав Гудкин стал Гудвином по самой примитивной причине: из-за опечатки. Даже не столько опечатки, сколько из-за дефектов шрифта и восприятия командира. Лет восемнадцать назад его, ещё зелёного сержанта, окрестил так на награждении начальник сектора.
— Нил! Нил, комету тебе в задницу, ты где шляешься?! — завелась рация на предплечье.
Нил — это я. Потому что Данила Нилов, то есть других вариантов у меня не было по определению.
Я в ответ высокомерно промолчал. Пусть свою комету себе куда-нибудь засунет, а я к этому месту и так полчаса добирался, порвал форму, весь ободрался и всю пыль собрал по шахтам, и выбираться мне отсюда ещё дольше, потому что спускаться всегда тяжелее. Нашёл, тоже мне, мальчика по вызову.
Через две минуты Гудвин не унялся, не унялся и через пять. Когда рация начала сыпать отборнейшим матом, я, наконец, смирился, что так просто от меня не отстанут, освободил руку, ответил на вызов и выплюнул фонарик.
— Чего тебе? — мрачно поинтересовался я. — Нет, это я с первого раза понял, — перебил я вдохновенную непечатную тираду. — А надо-то что? — в ответ на этот простой вопрос посыпались рекомендации извращённо-сексуального характера. Подумав, решил, что я ещё не настолько одичал без женского общества, чтобы опускаться до подобного, и перебил ругань капитана. — Нет, извини, вы там как-нибудь без меня обойдитесь, я таким не интересуюсь, — сочувственно хмыкнул. Потом, признав, что несколько перегибаю, перешёл на серьёзный лад. — Гудвин, я пытаюсь починить мозги нашего корабля. Задумайся на пару секунд и реши: то, ради чего ты желаешь меня видеть, действительно настолько важнее?
— А на рацию почему не отвечал? — мрачно буркнул командир, остывая.
— Руки заняты, — лаконично ответил я. — Очень заняты, и совсем не тем, о чём ты только что вещал.
— Подойти в рубку можешь?
— Теоретически — да. Но если ты проследишь мой маячок и посмотришь, где я нахожусь, ты поймёшь, почему я очень не хочу это делать, — хмыкнул я. Повисла пауза.
— Итить твою! — озадаченно пробормотал он. — Ты как туда забрался?
— Честно говоря, с трудом, — признался я. — Вылезать буду также, имей в виду. Так что раньше, чем минут через сорок, я чисто физически не смогу до вас добраться. Что там ещё случилось такого, что тебе срочно понадобилось моё присутствие?
— А долго тебе возиться? — мрачно поинтересовался Гудвин.
— Боюсь сглазить, но вроде оно начало подавать признаки жизни. Здесь я почти всё прозвонил и частью заменил, остальное надо в других местах смотреть. Сейчас окончательно всё проверю, и через час тронусь в обратный путь. Так в чём проблема? — тон Ярослава окончательно перестал мне нравиться. Точно какая-то гадость произошла!
— Чак пытается по расположению звёзд и кофейной гуще определить наше положение в пространстве, но пока безуспешно. Зато рядом нашёлся посторонний корабль в аварийном состоянии, — вздохнул он.
— О как! — высказался я. — И как у них там? Живые есть? На связь выходят? Или хоть какие-нибудь сигналы подают?
— В том-то и дело, — Гудвин опять вздохнул. — Короче, посудина альдарская. Понятно, эти черти никакой помощи никогда не попросят, даже если подыхать будут. При этом раскурочена она — не дай Бог никому, причём очень странно раскурочена. И мы вот сидим и думаем, стоит туда соваться или не стоит. Поэтому и надо, чтобы ты глянул, есть там вообще кто живой?
— Что за посудина-то хоть? — тоскливо пробормотал я, спешно закругляясь.
— Крейсер, кажется; короче, что-то здоровенное. Но если выжившие будут, то немного, он очень сильно пострадал.
— Ладно, Слав, ползу к вам. Если будете голосовать, имей в виду, я по-любому за высадку. Альдарцы или нет, а устав и совесть никто не отменял.
— Да у нас все, в общем-то, за. Только Чак брюзжит, что это плохо кончится, но ты же его знаешь. Всё, отбой, ждём тебя, на всякий случай пакуемся. Шею там не сверни по дороге! — напутствовал меня капитан и отключился.
Напутствие было ценным: жить хотелось очень.
Мысленно помолившись тёмным силам электроники и понадеявшись, что нигде не напортачил, и можно обойтись без проверки, я аккуратно поставил на место щитки обшивки, упаковал весь инструмент и двинулся к выходу, чувствуя себя ленточным червём в кишечнике. Ладно, на крайний случай, место я локализовал, дорогу знаю, уж как-нибудь доползу и во второй раз.
Альдарцев мы не любили. Их в принципе во всей Галактической Коалиции никто не любил; она и создана-то была во многом именно для борьбы с ними. Агрессивных расистов вообще редко любит кто-то, кроме них самих.
Но у людей с этой братией были особые отношения ещё с докосмической эпохи: альдарцы были тем, что в древней мифологии именовалось «демонами». Они как будто сошли со страниц религиозных трактатов или полотен старинных художников: рогатые, хвостатые, с красной кожей и клыками. Копыт, правда, не было, но и того, что имелось в наличии, вполне хватало. И, насколько я знал, в их собственной мифологии присутствовали люди, и тоже имелись какие-то легенды о противостоянии.
Существовала версия, что прежде, до выхода в космос, наши виды имели какие-то иные пути сообщения, вроде мгновенных порталов, но позже то ли что-то изменилось, то ли просто технология была утрачена, и пришлось отрываться от поверхности планеты другим, более примитивным способом.
Альдарцы, прямо скажем, малоприятные субъекты, вполне отвечающие ещё мифологической своей славе. Культ силы, культ оружия, культ боевой ярости. Война — это всё, и всё — для войны. Они не помогали упавшим подняться: не можешь встать сам — слабак, недостойный жить. Последние пять лет у нас с ними был номинальный мир. То есть, кровь они портить продолжали, порой случались мелкие стычки, но по крайней мере крупных военных действий не наблюдалось.
То есть, поменяйся мы сейчас с ними местами, и нас бы не то что не пытались спасти, ещё и добили бы. Но мы — те, кого прежде называли спасателями, и у нас в уставе и мозгах прописано, что жизнь превыше всего. Превыше расовых и видовых предрассудков, превыше материальных ценностей и религиозных ограничений. И мы просто не имеем права, да и морально неспособны пройти мимо того, кому нужна помощь. Пусть сейчас мы сами не в лучшем положении, но у нас по крайней мере целый корпус, большой запас продовольствия, исправные системы жизнеобеспечения; а для них счёт может идти на секунды.
Рисковать шкурой ради альдарцев — занятие неблагодарное. Но работа богов неблагодарна по определению.
Учитывая наличие хорошего стимула, из хитросплетения вентиляционно-технических тоннелей я выбрался за восемнадцать минут. И как был, рваный-грязный, с чемоданчиком в руках, потрюхал к рубке.
«Гордая дева» — большой корабль, хотя живого экипажа у нас всего пять человек. Первое время даже жутковато было от этих пустых гулких пространств. Правда, ощущение это прошло после того, как мы эвакуировали целый транспорт, потерпевший крушение. Тогда наша «дева» казалась маленькой и очень тесной, пришлось основательно уплотняться, да и системы ЖО (жизнеобеспечения, то есть) работали на пределе.
Справедливости ради стоит отметить, что не все объёмы были зарезервированы «про запас», много места отводилось под весьма ценное разнообразное оборудование, да плюс ещё наша барышня тащила нас сквозь пространство на двух двигателях внушающей уважение мощности и солидного размера, так же придававшими дополнительного объёма, которые мы ласково называли кхм… грудью. Или буферами. Что поделать, мужской коллектив, а тут хоть и гордая, но — дева ведь! Единственная, между прочим. В общем, до альдарского крейсера или какого-нибудь лайнера мы здорово не дотягивали, но и бедными родственниками на фоне не выглядели.
Коллектив был в сборе, ждали только меня. Огромный обзорный экран занимал унылый вид на разбавленную крошечными искорками далёких звёзд тьму, которую каждый бэгэшник начинает ненавидеть после двух-трёх выходов, а многие старожилы всерьёз считают разумным и враждебным всему живому организмом. Прямо посередине красовалось огромное тёмное пятно, которое заботливый компьютер очертил красивым белым контуром: не подающий признаков жизни крейсер.
