Unknown - Детский сад (СИ)
Втаскивали? Значит… Всё-таки это было?
Что ж… Пока звуки отдалённые, надо бы сообразить, что дальше. Неизвестно, где она оказалась (в воображении вспыхнуло злорадное шипение: "Тут такие и нужны!"), но время — к ночи. Надо бы побыстрей оглядеться и найти безопасное (если такое тут найдётся) место переночевать. А утром, когда будет светлей…
Она осторожно вытащила из асфальтового завала ногу и с трудом, всматриваясь в густые тени, начала переставлять ноги — из одного места в другое, медленно и с опаской, как бы не провалиться куда-нибудь.
Пару раз чуть не попала в ловушку — в асфальтовые трещины, спрятанные под переплетением трав и кустарников и плохо видимые вечером. Почему вечер, а не утро? Потому что становится всё темней. Очертания предметов ещё видны, но тени от них становятся плотней, сливаясь между собой. Лена взглянула на небо. Низкие тучи наполнялись ощутимо густой тьмой. Не попасть бы ещё под дождь. Эта мысль заставила поторопиться. Пусть дома и выглядят отсюда обезлюдевшими, но ливень лучше переждать под крышей.
Это только казалось, что дома неподалёку. Пришлось идти довольно долго — Лена взглянула на старенькие наручные часы, но увидеть, сколько именно сейчас времени, не удалось. Можно, конечно, посмотреть и при свете: в сумке валяется газовая зажигалка. Только вот на открытом пространстве как-то не хочется светиться — во всех смыслах. Вспомнив про сумку, Лена слегка встряхнула её, тяжёлую, и впервые с благодарностью вспомнила о родных: нет, они молодцы, что забыли купить хлеб!.. И передёрнула плечами. Здесь, кстати, не слишком жарко… Может, параллельный мир? Или будущее? А если прошлое?.. Про "Жизнь за стеклом" как-то уже не верилось. И снова в ушах зашипело: "Никчемная…"
Ближе к концу моста, по его центру, Лена зашагала быстрей: дорожное покрытие чище, травы почти нет, да и асфальт ровней. И тут она возблагодарила своё дурацкое для всех пристрастие к высоким ботинкам на твёрдой подошве. Брат с женой всё морщились — неженственно, а Лена возражала — практично. Зато как шагалось в них сейчас!.. Мягко, плавно. Повреждённая нога, в ссадинах и в синяках, почти не болела.
Прошла часть высокой, поднятой насыпью дороги. Уже медленней, остерегаясь неизвестно чего, но всё равно осторожно приблизилась к первому высотному дому явно начала улицы. Окна первого этажа, чаще с выбитыми стёклами (или что там было вместо них), зияли пустотой и кромешным мраком — бездонной пропастью вовнутрь.
Нерешительно остановившись, Лена некоторое время раздумывала, как идти: прижимаясь к стенам, чтобы её не сразу было видно с дороги, или наоборот — подальше от окон, из которых может внезапно кто-нибудь выпрыгнуть? Хотя выбор небольшой: ближе к стенам — мусору-у… И по большей части — битое стекло, строительный хлам. По нему идти — себя сразу обнаруживать: хруст, дребезжание… Машинально похлопав по карману — проверяя, на месте ли нож, сделала первый шаг.
Затаив дыхание, она проходила дом, наверное, минут двадцать — таким длинным оказался. Следующий не менее длинный. Зато подъездами — страшными чёрными провалами — сюда, на дорогу. И под окнами первого этажа, здесь тоже высокими, дорожка довольно чистая. Хоть идти можно не спотыкаясь.
Осторожно подошла к одному из подъездов, с полуоткрытой дверью. Постояла у чёрного проёма, изо всех сил напрягая слух. Тишина. И впечатление полной, всеобъемлющей пустоты. Показалось, что вообще внутренности у здания нет — только стены…
Она бы ещё долго раздумывала: попробовать войти и поискать себе место для ночлега? — ведь на улице стемнело так, что она уже почти не видела дома через дорогу. Но, уже привыкшая напряжённо вслушиваться, различила в тишине странный звук. Он-то и заставил её шмыгнуть (всего-то два шага) за дверь, в темноту. Здесь она застыла лицом к выходу: чувствительная пустота за спиной и нос к носу — чёрная дверь, в странную, резную ручку которой она вцепилась, поспешно нашарив её… Вцепиться-то вцепилась, а руки всё равно от страха ходуном ходят — дрожь не остановить.
Ровно нарастающий гул в три гудящие ноты постепенно накатывал на дорогу, которую она только что прошла. Накатывал из города. И в этом гудении она расслышала четвёртый, странно диссонирующий с первыми звук — подпрыгивающий, жалобный. Не глядя (даже попыталась усмехнуться: посмотришь тут!), она отставила сумку в сторону, стараясь примерно запомнить — куда.
А гудение приближалось — вместе с тем прыгающим тоненьким подвыванием. Приближалось оно, судя по эху, из переулка между домами — между тем, в котором она сейчас пряталась, и тем, который только что прошла. Сообразив это, Лена, сдвинув брови, пыталась вслушаться в гудение — моторов?
Теперь к гудению и еле слышному, подпрыгивающему подвыванию добавился шлёпающий стук по дороге, отдающийся в стены. Лена высунулась из-за двери, стараясь оставаться в её тени… Прижимаясь к стене дома, прихрамывая, в её сторону бежала низкая тоненькая фигурка. Она-то как раз и подвывала.
Сердце подпрыгнуло больно-больно, когда из-за угла дома вывернули мощные огни и шарахнули ослепляющим белым потоком по дому напротив, а затем, развернувшись, — шарахнули светом по дороге, и поехали по ней параллельно дому. Мотоциклы?! Но виделись они из-за мощных фар какими-то чёрными чудовищами… Фигурка бежала — и теперь Лена ясно расслышала детское хныканье. Бежал ребёнок, который задыхался от усталости и плакал от страха, что его вот-вот догонят.
Ничего не понимая, Лена приготовилась. Мотоциклисты приближались уже с такой скоростью, что до фигурки им оставалось совсем немного. Правда, та оставалась чуть в стороне от света их фар, бежала близко к дому. Пока пряталась в темноте. Но, если преследователи сообразят немного повернуть фары в сторону дома… В общем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что неизвестные гонятся за ребёнком.
Белые полосы заливали дорогу, ослепляя, но Лена разглядела-таки, что мотоциклистам до её подъезда осталось немного. Зато ребёнок уже пробегал мимо.
В следующую секунду она стремительно шагнула вперёд, резко выбросила руку вперёд и, схватившись за плечо беглеца, под его дикий, почти звериный визг пойманного, рывком (хорошо — в мотоциклетном гудёже не слышно!) втянула его к себе, за дверь. Был миг — Лена испугалась, что ребёнок вылетит из собственной одёжки: так натянулась, потрескивая, непрочная ткань. Но всё-таки прижала его к себе:
— Тихо!
Но ребёнок снова взвизгнул, как пойманный зверёныш, и сильно дёрнулся сбежать. Лена резко шлёпнула по его губам ладонью — закрыть рот, обрывая крик. Стремительно наклонилась к уху:
— Тихо… Тихо… Я тебе ничего не сделаю.
