Михаил Белов - Когда пробуждаются вулканы
— Оймякон, Оймякон… — Алексей хотел было встать, чтобы посмотреть на карте хребет Сунтар-Хаята, как вдруг из репродуктора донеслось:
«В Оймяконе сегодня днем было пятьдесят девять градусов мороза, ночью ожидается понижение температуры до минус семидесяти градусов…»
— Слышите, тетя Даша, мороз ожидается в семьдесят градусов.
— Ой, батюшки! — всплеснула та руками. — Что же это будет? Как воробьи, все перемерзнем.
— Да не у нас, тетя Даша, в Оймяконе. Там Полюс холода. Очень интересное место.
— Ну, так там люди не живут, пусть хоть сто будет, беда не велика, — уже спокойно заговорила тетя Даша.
— В том-то и дело, что живут, и вот меня туда приглашают.
Алексей прочитал тете Даше отрывок из письма.
— И что там тебе делать, Алешенька? У тебя и в городе-то работы много.
— Мне только не ясно, при чем тут Министерство сельского хозяйства? — задумчиво произнес Алексей. — Потом, откуда меня знает этот Каштан?
— А ты, Алешенька, возьми да и откажись, — посоветовала тетя Даша, — сразу и растуманится. Так и так, мол, уважаемый человек, не могу приехать… А то будешь мучиться: кто, да как, да почему?..
— Ну нет, тетя Даша. От такого предложения ни один географ не откажется. Поеду, непременно поеду. Когда еще такой случай представится! И могилу отца, может, разыщу. Он в тех краях сражался за Советскую власть…
На географической карте Дальнего Востока Алексей нашел Оймякон. Автомагистраль, соединяющая Охотское побережье с поселениями в глубине тайги, проходила через поселок Аркагала; до Оймякона отсюда, судя по карте, было недалеко. Алексей на листке откидного календаря с датой «5 января» записал: «Заявка в библиотеку на литературу о Полюсе холода».
Алексей вскрыл еще один конверт. Нетвердой рукой было написано:
«Многоуважаемый Алексей Григорьевич!
Прошу сразу же по возвращении из Москвы навестить больного старика, соратника Вашего отца — Григория Васильевича. Живу на станции Амурская, дом № 67.
Узнав, что Вы приглашены в экспедицию в Оймякон, решил попросить Вас сделать одно очень важное дело. Подробности сообщу при личной встрече.
С искренним уважением
Серафим Петрович Бастырев».На штемпеле стояла дата — 26 декабря.
Алексей задумался. Очевидно, это тот самый Бастырев, о котором рассказывал Аркадий Иванович Смоленский. Письмо взволновало Алексея. Он прошелся по кабинету и, остановившись у карты, долго рассматривал ее, будто она могла рассказать ему о таинственной связи между неожиданными для него письмами Каштан и Бастырева и настойчивым желанием генерала Смоленского встретиться с ним перед отъездом. Алексей взял красный карандаш и точку, под которой стояла надпись: «Оймякон», обвел кружочком. «Как-то там сегодня пройдет ночь?» — невольно вспомнил он сообщение бюро погоды.
Глава вторая
ЧТО ЖЕ ПРОИЗОШЛО В ЭТУ НОЧЬ НА ПОЛЮСЕ ХОЛОДА?
От Оймякона до Комкура и близко и далеко.
Близко, если идти через хребет, и далеко — в обход.
Многие предпочитают обходной путь, дорогу по руслам рек. Далеко, зато безопасно: ни снежных обвалов, ни крутых подъемов и головокружительных спусков. Лед на реке гладкий, олени у колхозников сытые, нарты легкие и крепкие. Езжай себе и напевай вполголоса песенку.
А охотничья тропа в горах доступна только смелым. Это они зимой и летом добираются в родное село кратчайшим путем. Женщинам дорога в горы закрыта совсем.
Первой нарушила этот запрет русская девушка Надя. Она приехала в комкурский колхоз «Рассвет» три года назад. Село лежит в самом центре Полюса холода. Горы и снега! Снега и горы! Белый покой… тишина. Всю зиму не ощутишь и легкого дуновения ветерка. И все же в царстве холода по бескрайным просторам паслись тучные оленьи стада; на птицеферме колхоза вовсю горланили петухи; в зимних загонах мычали коровы. По вечерам в домах зажигались электрические огни. Колхозники, поужинав, спешили в клуб посмотреть новый кинофильм или послушать лекцию. Жизнь побеждала стужу!
Надя была агрономом. Вручая путевку в районном отделе сельского хозяйства, ей сказали, чтобы она внедряла в колхозе «Рассвет» культурное земледелие. А как внедрять, когда девять месяцев стоит зима? Надя честно рассказала о своих сомнениях колхозникам.
— Не бойся, агроном, поддержим, — отвечали колхозники, — заставим землю потеплеть!
Через год после приезда Нади в колхозе сняли первый урожай овощей. А еще через год в долине реки распахали целину и посеяли овес. В июле откуда-то с гор хлынули потоки воды и начисто смыли все посевы.
Именно после этого несчастья Надя пошла в районный центр кратчайшим путем, через горы.
— Смелая, — единодушно решили жители Комкура.
С нею, как равные с равным, стали здороваться прославленные комкурские охотники. «Кепсэй!» — «Здравствуй!» — говорили они и при этом заглядывали девушке в глаза.
С тех пор Надя всегда возвращалась в село через горы. Ее прозвали: «Та, которая ходит тропой охотников».
Правление колхоза помещается в низеньком приземистом доме. Двери обиты старой оленьей шкурой, снаружи к окнам, поверх стекол, для тепла, наморожены голубоватые льдины. Осенью эти плиты льда были припаяны к рамам мокрым снегом. В комнате все голубело: бумага на столе, побеленные стены, потолок, мохнатая белая шерсть собаки, улегшейся у двери.
За столом сидит председатель колхоза «Рассвет» Максим Николаевич Дьяков, пятидесятилетний якут с острыми скулами и чуть раскосыми черными глазами. Председатель разбирает только что доставленную почту. Поверх газет, журналов и писем лежат две телеграммы. С них и начинает Дьяков. Первая адресована Наде. Телеграмма откладывается в сторону: «Надя в командировке, приедет — прочитает». Вторая — председателю колхоза. Пишет агроном. В Оймякон она приезжает пятого января, просит выслать нарту.
Дьяков отодвигает газеты, напяливает на голову рыжую шапку из лисьих лап и выходит на улицу. Через полчаса к дому правления подъезжает лучшая ездовая упряжка колхоза. Олени рослые, сильные. Нарты новые, обитые белой шкурой. Дьяков говорит каюру:
— Привезешь ту, которая ходит тропой охотников.
Каюр важно кивает головой.
Председатель вынимает изо рта свою трубку и дает каюру. Тот делает две — три затяжки. Больше разговора не будет. Трубка вновь перекочевывает в рот хозяина. Каюр отвязывает оленей и берет в руки длинный, гладко оструганный шест.
— Э-хэ-хэй! — раздается резкий голос.
Олени трогаются. Пар валит из их ноздрей. Скрипят полозья.