Андрей Бондаренко - Серебряный бумеранг
— Белый флаг? — искренне изумился Хансен. — У нас, кэп, нет на борту белого флага. Да и быть не может. Любые другие: полосатые, пятнистые, в крапинку — сколько угодно. Но, белый? «Стрела» трусостью никогда не могла похвастаться. Опять же, законы чести…
— Отставить пустые разговоры! — Галкин ещё раз зевнул и небрежно поправил очки с затененными стёклами, которые нервно качнулись на кончике его длинного носа. — Нет белого флага? Воспользуйтесь наволочкой! А ещё лучше — простынёю…. Выполнять! Моржову мать…
Дизель «Стрелы» сбавил обороты, громко зачихал, яхта начала разворачиваться, остановилась, неуклюже качаясь на крутых волнах надвигающегося шторма. Невесть откуда появилась туманная дымка. До борта неизвестного преследователя оставалось метро сто пятьдесят — сто семьдесят. На мостике сторожевика началась какая-то суматоха, послышался скрип работающей лебёдки, с высокого борта начали спускать баркас.
— Стоять спокойно! — оповестил мегафон на английском языке и тут же перешёл на немецкий: — Хальт, штеен ауф!
Раздался лёгкий шорох. Это из подводных люков «Стрелы» стартовали две торпеды, устремляясь по направлению к борту сторожевика. Буро-зелёные волны — с белыми барашками на своих вершинах — надёжно скрыли следы торпедной атаки. Даже Денис, зная, что торпеды ушли, сколько не вглядывался в волны, держась за угол распахнутой двери рулевой рубки яхты, так и не заметил характерных белых следов.
Заметили или нет эти следы на борту сторожевика — уже не имело никакого значения. Прошло около минуты, и — с секундным интервалом — прогремело два громких взрыва, заставив на короткое время умолкнуть все остальные звуки. Сторожевик тут же разломился на три составные части, превратившись за какие-то полминуты в бесполезные и беззащитные кучи металла.
«Страшное это зрелище — тонущий корабль!» — решил для себя Денис.
Снова уверенно заворчал дизель, яхта легла на прежний курс, неуклонно отдаляясь от места гибели так и неопознанного сторожевика.
— Что это было? — поинтересовался Денис.
— Бывает. В море всякое бывает. А у капитана имеются строгие и однозначные «Инструкции», — коротко и ёмко ответил Хансен и вежливо обратился к поднявшемуся на палубу Галкину:
— Кэп, там за кормой виден ещё один дымок. Судя по цвету, это эсминец следует за нами. Что будем делать?
— А ничего делать не будем, — флегматично пожал плечами капитан. — Шторм надвигается. А он, как известно, прячет все следы…. Пойдём строго по ветру, на запад. Потом по широкой дуге обогнём остров Медвежий и отыщем нужный залив.
«Стрела» вошла в узкий и извилистый фьорд, берега которого представляли собой сплошные скалы — чёрные, причудливо изрезанные, неприступные, издали напоминавшие башни классического средневекового замка. Впрочем, вдоволь полюбоваться этой изысканной «архитектурой» не довелось: из глубины фьорда неторопливо и уверенно выплыл нескончаемый поток плотного тумана, окутав собой всё вокруг…
— Стоп, машина! Отдать якорь! Не спать, ленивые мазуты! — громко прокричал, как показалось, прямо в густой туман, капитан Галкин.
Пожилой моторист Хансен резко сбавил обороты двигателя, бодрая барабанная дробь сбилась с устойчивого ритма, усталый дизель недовольно и простужено зачихал, поперхнулся и затих.
Денис резко дёрнул за короткий рычаг механической лебёдки, в клюзе противно загрохотала ржавая якорная цепь. Он дождался, когда якорь ляжет на дно, медленно досчитал до десяти и, плавно повернув рычаг в другую сторону, намертво зафиксировал цепь.
Яхта, проплыв по инерции несколько метров, чуть-чуть дёрнулась, и, словно бы окончательно подчиняясь поступившему строгому приказу, послушно закачалась на мелких зеленоватых волнах…
— Вот же местечко, не приведи Господь! Тупое сверло Морскому Дьяволу в печень! — невежливо сплюнул за борт Галкин. — Здесь туманы случаются чаще, чем где бы то ни было. Даже знаменитый город Лондон — колыбель Серых Дождей, так его, плотно отдыхает. На Шпицбергене — в среднем за месяц — случается до двадцати туманных дней. Представляешь? Как ходить по морю в таких занюханных условиях? Сейчас будем тупо стоять и ждать. Тут такое общее правило давно уже установили: сильный туман опустился — тут же бросай якорь и дожидайся, пока он уйдёт. Нормальное правило, без него совсем было бы плохо. Хреново совсем было бы. Потопили бы все друг друга, к милой моржовой маме…. Сколько будем стоять на якоре? Да недолго, часа три-четыре. К вечеру обязательно распогодится, пришвартуемся — как белые люди — в цивильном порту, с положенными почестями…
Со времени их последней встречи тогда, в 1940 году, в славных водах благословенного Средиземного моря, капитан Галкин изменился совсем и несильно, разве что поседел окончательно и бесповоротно. А ещё стал гораздо более молчаливым и скрытным: за время отплытия из Архангельска так и не обмолвился ни единым словечком о том, чем занимался в течение трёх последних лет. Только многозначительно поднял вверх пять растопыренных пальцев правой руки, что, очевидно, обозначало количество потопленных им судов противника. Впрочем, Денис тоже об этих своих годах рассказал весьма скупо, мол: — «Воевал, как и полагается. Как все. Выполнял приказы командования…».
Только от одного вопроса он не смог удержаться, задал его сразу — на второй минуте их встречи — на молу Архангельского порта:
— Сергей Сергеевич, а что там с Марией и Крестом? Мне говорили, что ты был должен к ним наведаться, детей — Ивана и Марту — доставить в Аргентину.
— Почему в Аргентину? — удивился Галкин. — Я их отвёз в Монтевидео, следовательно, в Уругвай. В мае сорок первого года. Хорошо, что успел — до начала войны…. Саня Крестовский лично нас тогда встретил: настоящий кабальеро, ковбой натуральный. Гаучо, чёрт меня побери! Кроме детей я ему и денег немного передал от наших добрых и щедрых генералов, так что, теперь он, наверное, знатный уругвайский скотопромышленник. Обратно с собой прихватил ребят из «Альфы» — Лёху Сизого и его жену Айну.
— А Машу видел?
— Видел, конечно. Полностью поправилась, ещё красивей стала. Глаз не оторвать…
А вот яхте (она по-прежнему называлась «Стрела», только на этот раз надпись на борту была сделана уже на испанском языке), безусловно, досталось: давно уже некрашеные борта были покрыты многочисленными неаккуратными заплатами и уродливыми вмятинами — явно следами от пуль и осколков, мачта же была очень низкой и непропорционально толстой, видимо, при последнем ремонте выбор у команды был небогатый. Ничего не поделаешь, война.… Да и сибирский пёс по кличке Аркаша как-то сдал за эти годы: стал совсем маленьким и худым, словно бы усох, шерсть ещё посветлела, наверно, тоже поседела — окончательно и бесповоротно…
