Мэри Стюарт - Гончие Гавриила
― Надо полагать, это деловой контакт папы и дяди Чеза?
― Да. Бен взял с меня обещание общаться с ним каждый раз, как я буду в Сирии, а отец горел желанием, чтобы я вошел в контакт, вот я и тут.
― Ясно. Слушай, я с удовольствием пойду. Только подожди, пока я куплю шелк. ― Я посмотрела на кипы в своих руках. ― Вопрос только в том, какой?
― Я ни от одного не в восторге, если желаешь услышать правду. Приятный на ощупь, но красный слишком пламенный, нет? Люди будут опускать в тебя письма. А голубой… Нет, не для тебя, любовь моя. Он ко мне не подходит, а я подбираю девушек по колориту.
Я холодно на него посмотрела.
― За это куплю их оба и сделаю полосы. Горизонтальные. Вообще-то понятно, что ты имеешь в виду. Они хорошо выглядели в магазине.
― Естественно, там темно.
― Хочу их для платья. Может быть, в тусклом свете… Узор очень симпатичный и восточный…
― Нет.
― Что больше всего в тебе бесит, так это то, что ты иногда прав. А что ты сам здесь покупал, между прочим? Кольцо для Эмили?
― Драгоценность для моей любви, безусловно. Голубые бусы для моей машины.
― Голубые бусы для твоей… Голубые бусы для твоей машины? Ну в это уж я не верю!
― Не знала? Голубые бусины защищают от Дурного Глаза. Они есть у всех верблюдов и ослов, почему для машин не годятся? Они бывают замечательного цвета. Но не важно, их можно купить в любое время. Ты правда хочешь шелка? Одумайся, дома найдешь ничуть не хуже, но не придется его перевозить.
Владелец магазина, который стоял за моей спиной совершенно нами забытый, сказал очень едко:
― Все шло хорошо, пока вы не появились. У леди очень хороший вкус.
― Это наверняка, ― сказал кузен, ― но вы не думаете, что я одобрю такое платье? Если у вас есть что-то более подходящее, покажите.
На лице мужчины показалась тень удовольствия, он учел явно дорогую одежду моего спутника.
― Понимаю. Простите, сэр. Вы муж леди?
― Пока нет. Пойдем, Кристи, купим, и найдем место, где можно поговорить. Моя машина на площади в конце улицы. А где, кстати, твоя группа?
― Не знаю, я их потеряла. Засмотрелась, а они пропали.
― И ты их отпустила? Они не будут тебя разыскивать с собаками, когда заметят, что тебя нет?
― Возможно. ― Я собрала шелк и отправилась в магазин. ― Чарльз, а если белый…
― Серьезно, может, лучше позвонить в гостиницу?
Я пожала плечами.
― Сомневаюсь, чтобы они хватились меня до обеда. Привыкли уже к моим блужданиям.
― Все та же моя любимая испорченная маленькая мадам?
― Просто не люблю толпы. И вообще, кто бы говорил! Папа всегда объяснял, что ты испорченный и противный, и это чистая правда, поэтому помоги.
― Да. Дорогой дядя Крис, ― сказал кузен и зашел за мной в магазин.
В конце концов я купила очень красивый тяжелый белый шелк, который, к моему удивлению, Чарльз извлек с какой-то темной полки. К тому же эта ткань была дешевле всего, что хозяин магазина мне показывал. Не особенно я удивилась, когда Чарльз заговорил на медленном, но вроде свободном арабском. Хотя родители часто и говорили, что он испорченный и противный, никто никогда не отрицал, что Чарльз проявляет отличные умственные способности, когда ему вдруг приходит в голову их использовать, а случалось это примерно раз в месяц, притом исключительно в его корыстных интересах.
Когда мы пришли на площадь в сопровождении мальчика из магазина, который нес за нами шелк, я сразу узнала машину Чарльза. Не по марке или цвету, их все равно не было видно, а по толпе из шести рядов маленьких арабчиков, которые вокруг нее стояли. Расследование показало, что это «Порш 911 S». Я люблю своего кузена и знаю правильные слова, поэтому сказала:
― Какая красавица! Тебе нравится?
Он мне все объяснил. Открыл капот, почти разобрал свою игрушку. Маленькие мальчики млели. Они стояли теперь уже в двенадцать рядов, открыв рты и вытаращив глаза, и впитывали все его слова. Я пропускала нежные словоизвержения мимо ушей, смотрела на лицо Чарльза и вспоминала его электрическую железную дорогу, первые часы, велосипед… Он выпрямился, стряхнул с себя арабчиков, закрыл капот, заплатил двум самым большим отрокам, которые, должно быть, сторожили, и дал мальчику из магазина чаевые, которые извергли из него лихорадочную речь. Мы укатили.
― Что он говорил?
― Просто спасибо. Другими словами, благословение Аллаха будет на тебе, и твоих детях, и детях твоих детей. ― Машина компетентно продвигалась через толпу на площади, повернула в узкую улицу. ― Это, более-менее, затрагивает и меня. Надеюсь, мы все еще обручены?
― Faute de mieux[1], полагаю, да. Но ты, насколько я помню, расторг помолвку, притом в письменном виде, когда встретил эту блондинистую особу, как ее, кстати, звали, манекенщицу? Она еще была похожа на чемодан.
― Саманта? Она была шикарная.
― Это точно. Они должны так выглядеть, чтобы суметь стоять в вечерних платьях по колено в море, соломе или среди пустых бутылок или как там? Что случилось с Самантой?
― Возможно, встретила свою судьбу, но не со мной.
― Ну это было сто лет назад, прямо после нашей последней встречи. Никто больше не стоит на моем пути? Ты же не мог быть мне верен четыре года?
― Шутишь? ― Он повернул в грязную аллею шириной примерно в полтора ярда. ― Но, между прочим, да. Фактически, если ты меня понимаешь.
― Понимаю. Что случилось с Эмили?
― Кто такая, к дьяволу, Эмили?
― Это была не Эмили? В прошлом году. Уверена, мама говорила Эмили, или Миртл? Ну имена ты выбираешь…
― Не нахожу, что какое-нибудь из них хуже, чем Кристабель.
Я засмеялась.
― Это ты в точку попал!
― Что касается меня, я сужен тебе с колыбели, все останется в семье, пра-пра-прадедушка Розенбаум, пусть он покоится с миром, может перестать вертеться в своей белой гробнице с этой самой минуты…
― Смотри, щенок!
― Все в порядке, я заметил, по крайней мере, «Порш» заметил. Значит договорились. Also gut.[2]
― Во многом очень уверен, да? Просто потому, что я хранила верность подростком, даже когда ты влюблялся.
― Не слишком много шансов у тебя было делать что-то другое. Ты была толстая, как плюшевая собачка. Должен сказать, ты стала намного лучше. ― Боковой взгляд, очень братский, судьи на собачьих выставках смотрят более сексуально. ― Ты, вообще-то, довольно роскошная, и платье мне нравится. Ну что же, разбей мои надежды, если нужно. Кто-то есть?
Я хихикнула.
― Следи за своими словами, любовь моя, а то это окажется правдой, и придется продать машину, чтобы купить мне обручальное кольцо.