Владимир Долин (Белоусов) - Чоновцы на Осколе
— Разрешите посадить раненого, в отпуск едет, — обратился к нему красноармеец, протягивая документы Василия.
— Чего ты мне суешь? Приказано никого не сажать! — строго прикрикнул на красноармейца Пащенко и, окинув пренебрежительным взглядом Василия, уже спокойно добавил: — Не можем мы на всех станциях разных калек подбирать. Отвоевался, и некуда тебе спешить. Домой пассажирским доберешься!
Василия оттиснули от вагона женщины.
— Родненькие, спасители наши, — умоляли они на разные голоса, — посадите солдаток. Из Иванова мы, за хлебом едем, дети с голоду умирают!..
Не теряя надежды уехать хотя бы на тормозной площадке или буфере, пробираясь от теплушки к теплушке, Василий неожиданно натолкнулся на начальника эшелона — командира маршевого полка.
Гладко выбритый, со шрамом через всю левую щеку, командир выслушал просьбу Василия и сам помог ему взобраться в штабную теплушку.
— Подрезков, устрой-ка товарища! — приказал он своему вестовому.
...Проснулся Василий поздно ночью, ударившись головой о стенку вагона. Брякнули железные буфера, заскрежетали тормозные колодки, поезд остановился. В открытом люке мелькали звезды, лицо обдавало ночной прохладой, кругом слышались громкие голоса, топот ног.
При тусклом свете керосиновой лампы Василий увидел торопливо выпрыгнувших из вагона начальника штаба и вестового.
Командир полка Чепурин сидел на ящике из-под снарядов, а перед ним навытяжку стоял комвзвода Пащенко. Когда и зачем Пащенко появился в штабной теплушке, Василий не знал. Но он сразу догадался, что Пащенко в чем-то провинился и теперь оправдывается перед командиром полка.
— Товарищ командир, я ничего не знаю, — выдавливал из себя хриплым голосом Пащенко. — Я ехал в соседней теплушке с бойцами третьего взвода. Где они самогон достали и когда в теплушку баб насажали, ничего об этом сказать не могу.
— Врешь, мерзавец, от тебя самого за версту несет самогоном. Свой взвод напоил и в третий влез с четвертью самогона...
— Никак нет. Я глотка в рот не брал. Я старый солдат, еще в царской армии ефрейтором служил, знаю порядок...
— Пьянство, картежная игра, мародерство — вот твой порядок! Я покажу, как махновщину в наших рядах насаждать... Под ревтрибунал отдам, расстреляю собственноручно! — до шепота сдерживая голос, грозил командир полка.
— Виноват. Ваша воля, что хотите, то и делайте со мной. Только я этой самогонки в рот не брал.
— На фронт приедем, я с тобой не так еще поговорю. При малейшем нарушении дисциплины... — Чепурин хлопнул ладонью по деревянной колодке маузера. — Иди!
По-строевому, щелкнув каблуками, Пащенко повернулся через левое плечо, подошел к распахнутой двери теплушки и, не оборачиваясь, выпрыгнул в ночную темь.
У вагона послышались торопливые шаги, ночную тишину прорезал громкий окрик:
— Посторонись... Куда прешь!
— Что случилось? — узнав по голосу своего вестового и выглянув из теплушки, спросил Чепурин.
— Задержка, товарищ командир, бандиты рельсы своротили. Чуть нас под откос не вытряхнули.
Двое красноармейцев втащили в теплушку носилки с мальчуганом лет четырнадцати, одетым в дырявую украинскую свитку. Вслед за ними в теплушку влез начальник штаба.
— Товарищ Чепурин, — доложил он, — бандиты устроили на пути диверсию... Вот мальчонка гады подстрелили. В ногу пулей угодили... Он бойкий, сам вам обо всем расскажет. А я пойду, там красноармейцы путь восстанавливают. — Начальник штаба вновь выпрыгнул из теплушки.
Чепурин склонился над мальчуганом.
— Как звать тебя?
— Афоня Горобец! Так парубки тутошные меня прозвали. А фамилия .моя Горобцов. Из-под Курска я. Отца белые зарубили, мать от тифа умерла. Я тут у хозяина за харчи работаю...
— Ну, курский соловей, рассказывай, что случилось.
Мальчик рукою, выпачканной кровью, потер переносицу.
— Ну, годувал я скотину в степи, — начал он, пересыпая русские слова украинскими. — Днем мы с хозяином бревна из лесу возили — новую ригу ставить собирается, — а с вечера он меня тут оставил, в степи, волов пасти. Дома боится держать их: как бы красные куда в извоз не мобилизовали. Крепко наказывал за волами смотреть, чтобы на железку не зашли. Пригрозил: «Порешит поезд худобу — без головы останешься!» Ну, а сам пийшол ночевать до хаты. Отогнал я волов подальше в балку, повечерял печеной картошкой и прилег на арбу чуток вздремнуть. Проснулся — волов не видно. Обежал всю балку, повернул к насыпи, слышу, стукочит что-то вверху. Вскарабкался я на насыпь, бачу — солдаты в шинелях и кони подседланные. Поначалу солдаты будто железякой по рельсам тюкали, потом коней начали понукать; что-то заскрежетало, каменюки, стукоча, под откос посыпались. Тут их командир, видно, кричит: «Убирай постромки, поезд идет!»
Ну, люди, значит, с конями под откос, и слышу, в сторону леса поскакали. Поднялся я с земли — и к тому месту. Бачу, шпалы из-под рельсов выбиты, одна в сторону свернута. Мамо моя родная, что ж они наделали! Не иначе — куркули, бандюги проклятые. Скатился я с насыпи и бегом к своей арбе. Схватил топор, охапку соломы и назад. Бросил солому на путях перед тем страшным местом, давай топором шпалу кромсать. А поезд вот он, паровоз пыхтит, искры разбрасывает. Собрал я щепы, на солому бросил. Было у меня в коробке три серника, ну-ка, думаю, отсырели, не загорятся. Свиткой от ветра заслонился, чиркнул раз, другой — зажглась, сунул в солому, ветер вздул пламя. Тут, значит, меня по ноге как палкой садануло. Свалился я и ползком в сторону, под насыпь, чтоб бандюги еще из винтовки не бухнули. Вот и все...
Пришел начальник штаба.
— Дорогу восстановили, сейчас тронемся. А что с этим орлом делать? — спросил он у командира полка.
— Я бы этого орла к награде представил, — сказал Чепурин. — Заготовьте на него документы, опишите все, сдадим его на станции, где есть больница.
— В Уразове есть больница, — вмешался Василий, — сестра у меня там фельдшерицей работает.
Чепурин посмотрел на карту.
— Вот на станции Уразово и передадим его железнодорожной охране, пусть позаботятся о парнишке, сонные рохли...
ГЛАВА II
На станцию Уразово эшелон пришел под утро. Густой, промозглый туман окутывал одноэтажный станционный домик с деревянными пристройками, с разбитой снарядами кирпичной башней водокачки.
Василий распрощался с Чепуриным.
Двое красноармейцев-санитаров вынесли из вагона носилки с Афоней Горобцовым и в сопровождении начальника штаба передали раненого начальнику железнодорожной охраны.
— Ответите за парня головой, — пригрозил начштаба. — Сейчас же отправьте раненого в больницу. А этот пакет передайте в Уразовский ревком... Плохо вы охраняете дорогу, — сердито заметил он.
