Александр Дюма - Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2
Принц взялся за голову и стал ерошить волосы. Молчание длилось довольно долго, так что шевалье мог оценить действие своих ораторских приемов. Наконец принц сказал:
– Ну, слушай, говори все, будь откровенен. Ты знаешь, я уже заметил кое-что в этом роде со стороны этого сумасброда Бекингэма.
– Ваше высочество, не обвиняйте принцессу, иначе я покину вас. Как!
Неужели вы ее подозреваете?
– Нет, нет, шевалье, я ни в чем не подозреваю мою жену. Но все-таки… я вижу… сопоставляю…
– Бекингэм был просто сумасшедший.
– Сумасшедший, на поведение которого ты мне открыл глаза.
– Нет, нет, – с живостью перебил шевалье, – не я открыл вам глаза, а де Гиш. Не надо смешивать.
И он разразился язвительным смехом, напоминавшим шипение змеи.
– Ну да, ты сказал только несколько слов. Гиш проявил больше рвения.
– Еще бы, я думаю! – продолжал шевалье тем же тоном. – Он отстаивал святость алтаря и домашнего очага.
– Что такое? – грозно произнес принц, возмущенный этой насмешкой.
– Конечно. Разве господину де Гишу не принадлежит первое место в вашей свите?
– Словом, – сказал, несколько успокоившись, принц, – эта страсть Бекингэма была замечена?
– Разумеется!
– Ну, хорошо! А страсть господина де Гиша тоже все видят?
– Ваше высочество, вы опять изволите ошибаться: никто не говорит о том, что господин де Гиш пылает страстью.
– Ну хорошо, хорошо!
– Вы видите сами, ваше высочество, что было бы во сто раз лучше оставить меня в моем уединении, чем раздувать нелепые подозрения, которые принцесса будет вправе считать преступными.
– Что же надо делать, по-твоему?
– Не надо обращать ни малейшего внимания на общество этих новых эпикурейцев, тогда все слухи постепенно затихнут.
– Посмотрим, посмотрим.
– О, времени у нас довольно, опасность не велика! Главное для меня не потерять вашей дружбы. Больше мне и думать не о чем.
Принц покачал головой, точно хотел сказать: тебе не о чем, а у меня забот по горло.
Подошел час обеда, и принц послал за принцессой. Ему принесли ответ, что ее высочество не выйдет к парадному столу, а будет обедать у себя.
– Это моя вина, – сказал принц. – Я проявил себя ревнивцем, и теперь на меня за это дуются.
– Пообедаем одни, – сказал шевалье со вздохом. – Жаль Гиша.
– О, Гиш не будет долго сердиться, он добрый!
– Ваше высочество, – вдруг заговорил шевалье, – мне пришла в голову хорошая мысль. Во время нашего разговора я, кажется, расстроил ваше высочество. Значит, я должен и уладить все… Я пойду отыщу графа и приведу его.
– Какая у тебя добрая душа, шевалье.
– Вы так сказали, будто это очень удивило вас.
– Черт побери! Как ты злопамятен!
– Может быть; по крайней мере, признайтесь, я умею заглаживать причиненное мной зло.
– Да, признаю.
– Ваше высочество, благоволите подождать меня несколько минут.
– Хорошо, ступай… Я пока примерю свои новые костюмы.
Шевалье ушел, созвал слуг и отдал им приказания. Они разошлись кто куда; остался один только камердинер.
– Поди, узнай сейчас же, – сказал он ему, – не у принцессы ли господин де Гиш. Можешь ты это сделать?
– Очень легко, ваша милость. Я спрошу у Маликорна, а он узнает от мадемуазель Монтале. Только не стоит спрашивать, вся прислуга господина де Гиша разошлась, а с нею вместе, наверное, ушел и он сам.
– Все-таки разузнай получше.
Не прошло и десяти минут, как камердинер вернулся. Он с таинственным видом вызвал своего господина на черную лестницу и провел в какую-то каморку с окном в сад.
– Что такое? В чем дело? – спросил шевалье. – Зачем такие предосторожности?
– Взгляните под тот каштан.
– Ну?.. Ах, боже мой, это Маникан… Чего же он ждет?
– Сейчас увидите. Минуточку терпения… Теперь видите?
– Я вижу… одного, двух… четырех музыкантов с инструментами, а за ними самого де Гиша. Что он тут делает?
– Он ждет, чтобы открыли дверь на фрейлинскую лестницу. Тогда он поднимется к принцессе, и у нее за обедом будет новая музыка.
– А ведь это прекрасно, то, что ты говоришь.
– Вы так считаете, ваша милость?
– Тебе это сказал господин Маликорн?
– Он самый.
– Значит, он тебя любит?
– Он любит его высочество принца.
– Ради чего же?
– Он хочет поступить на службу к принцу.
– Черт возьми, придется взять его. Интересно, сколько же он дал тебе за это?
– Это секрет, но его можно продать, ваша милость.
– Я тебе плачу за него сто пистолей. Держи!
– Благодарю, ваша милость! Смотрите. Дверь отворяется, женщина впускает музыкантов…
– Это Монтале?
– Тише, сударь, не произносите громко этого имени. Назвать Монтале все равно что назвать Маликорна. Не поладили с одним, не поладите с другой.
– Хорошо. Я ничего не видел.
– А я ничего не получал, – сказал камердинер, пряча кошелек.
Удостоверившись, что де Гиш вошел к принцессе, шевалье вернулся к принцу, который успел великолепно нарядиться и весь сиял.
– Говорят, – вскричал шевалье, – что король избрал солнце своей эмблемой; по совести, ваше высочество, эта эмблема больше подходит вам.
– Ну что же Гиш? – спросил он.
– Не найден! Бежал, испарился. Ваша утренняя выходка напугала его.
Его нигде нет.
– Черт возьми, этот пустоголовый способен, пожалуй, взять лошадей да и укатить в свое поместье. Бедный малый! Ну да ничего, мы вызовем его обратно. Давай обедать.
– Погодите, ваше высочество, сегодня уж такой день, что мне приходят в голову разные счастливые мысли. И вот теперь у меня новая мысль.
– Какая?
– Ваше высочество, принцесса на вас сердиться, и она права. Вам надо чем-нибудь порадовать ее. Ступайте к ней обедать.
– О, ведь это могут принять за слабость!
– Какая же это слабость, это доброта! Принцесса томится, роняет слезы в тарелку. У нее красные глаза. А мужу не следует доводить до слез жену.
Идите же, ваше высочество, идите!
– Да ведь я велел подать обедать сюда.
– Полноте, полноте, ваше высочество! Мы тут умрем со скуки. У меня сердце не на месте, как вспомню, что принцесса там одна. Да и вам будет не по себе, хоть вы и напускаете на себя суровость. Возьмите и меня с собой; это будет прелестно. Ручаюсь, что мы повеселимся. Ведь вы провинилась сегодня утром.
– Шевалье, шевалье! Ты даешь мне дурной совет!
– Я даю вам хороший совет. Притом же вы сейчас неотразимы: вам так идет ваше лиловое платье с золотым шитьем. Ваша внешность поразит принцессу больше, чем ваш поступок. Вы очаруете принцессу. Решайтесь же, ваше высочество.
– Ты меня убедил, идем.
И принц направился с шевалье на половину принцессы. Шевалье успел шепнуть на ухо лакею:
– Поставь людей у запасного выхода! Чтобы никто не мог удрать! Живо!
И за спиной герцога он вошел в переднюю покоев принцессы.
Лакеи хотели было доложить об их прибытии, но шевалье, улыбаясь, сказал:
– Не докладывайте. Его высочество хочет сделать сюрприз.
Глава 13.
ПРИНЦ РЕВНУЕТ К ДЕ ГИШУ
Принц шумно распахнул двери, как человек, входящий с самыми добрыми намерениями, не сомневающийся, что доставит удовольствие, или как ревнивец, рассчитывающий застать врасплох.
Принцесса, покоренная звуками музыки, бросила начатый обед и танцевала, забыв обо всем.
Ее кавалером был де Гиш. Он стоял на одном колене, подняв руки и полузакрыв глаза, как испанские танцоры, с горящим взглядом и ласкающими жестами. Принцесса порхала вокруг него, улыбающаяся, соблазнительная.
Монтале восхищалась. Лавальер, сидя в уголке, мечтательно смотрела на танцующих.
Невозможно описать, какое действие произвело на этих счастливых людей появление принца. И так же трудно описать, как подействовал на Филиппа вид этих счастливых людей.
Граф де Гиш не в силах был встать. Принцесса замерла, не докончив па, не способная вымолвить ни слова. А шевалье де Лоррен, прислонившись к косяку, спокойно улыбался, как человек, испытывающий самое простодушное восхищение.
Бледность принца, судорожные подергивания его рук и ног прежде всего поразили присутствующих. Звуки музыки сменились глубокой тишиной.
Воспользовавшись всеобщим молчанием, шевалье де Лоррен почтительно приветствовал принцессу и де Гиша, стараясь соединить их в этом приветствии как хозяев.
Принц, подойдя к ним, хрипло проговорил:
– Очень рад, очень рад. Я шел сюда, думая застать вас больною и грустною, а застал в разгаре удовольствий. Отрадно видеть. Кажется, мой дом самый веселый дом на свете.
Потом, повернувшись к де Гишу, он прибавил:
– Я не знал, что вы такой прекрасный танцор, граф.
Потом, снова обратившись к жене, продолжал:
– Будьте любезнее со мной. Когда у вас устраивается такое веселье, приглашайте и меня… А то я совсем заброшен.
Де Гиш успел вполне овладеть собою и с врожденной гордостью, которая так шла ему, произнес:
– Ваше высочество, вы хорошо знаете, что моя жизнь в вашем распоряжении. Когда потребуется отдать ее, я готов. А сегодня нужно только танцевать под пенье скрипки, и я танцую.
