Андре Лори - Искатели золота
Большинство из этих людей разукрашивали себя кружками и черточками, которые они вырезали на лице и закрашивали; эти раны придавали им еще более отталкивающий вид. Часть дикарей носила простые передники, на других же были плащи, перекинутые через левое плечо и заходившие под правую руку. Плащи эти были сделаны из тяжелой материи, украшенной внизу яркими цветами и сделанной, как узнали впоследствии, туземными женщинами. Их костюм заканчивался обручами, надетыми на руки и на ноги.
Среди дикарей особенное внимание привлекал молодой человек лет двадцати, как бы затянутый в трико, — до того густо он был разрисован татуировкой с головы до ног. Этот высокий и здоровый юноша был симпатичнее всех своих спутников; одна его нога была выкрашена длинными желтыми и красными полосками, а другая бледно-голубой краской; на туловище чередовались горизонтальные белые и черные полосы; одна рука была красная, другая желтая. Его украшала целая грива волос, заплетенных в мелкие косички. Все это было до того смешно, что Жерар несмотря на свое критическое положение, так и покатился со смеху… Молодой негр, по-видимому, не обиделся этим приступом веселости и, засмеявшись в свою очередь, притянул к себе Жерара за руку, забормотав на своем наречии. Другие же, не обращая на него внимания, продолжали свой спор, перекрикивая один другого и указывая то на путешественников, то на горизонт. Их мимика была до того выразительна, что, не понимая ни слова из их разговора, потерпевшие крушение поняли, что речь шла о том, чтобы увести их куда-то. Но ради какой цели? Этот вопрос их сильно мучил.
Отталкивающая наружность этих людей не говорила в их пользу, а хищнический вид невольно наводил всех на мысль о людоедстве. Однако, раз они не задушили спящих путешественников, то можно было питать надежду, что у них и впредь не разыграются кровожадные инстинкты.
— Подумать только, — воскликнул Жерар в отчаянии, — что это я причина несчастья! Мне поручили стеречь!.. А я вместо того заснул, как бревно!.. Ах, я никогда не прощу себе этого!..
— Вы совсем напрасно обвиняете себя, — прервал его Ле-Гуен, — вы тут совсем не виноваты!.. Наш огонь мог предохранить нас от четвероногих животных… но от двуногих!.. Им от него ни жарко, ни холодно… Я знал, что уберечься от этих молодцов не было никакой возможности…
— Во всяком случае, можно было бы убежать от них, если бы их заметить вовремя.
— Как бы не так! Эти негры ползают как змеи, лазают как обезьяны; они подкрадываются незаметно, как кошки, не говоря уже о том, что эти места знакомы им так же хорошо, как сад вашего батюшки, месье Жерар. Нет, нет, спастись не было никакой возможности. Вы себя упрекаете совсем напрасно. Рано или поздно это должно было случиться, и, по-моему, в обществе этих дикарей нам еще спокойнее, чем одним…
— Ах! если бы еще мой револьвер был у меня!.. — проговорил Жерар.
— По-моему, лучше, что у вас нет его, так как вы уже давно воспользовались бы им и нас за это убили бы. Теперь же, пока мы живы, есть еще надежда на спасение. Верьте мне, лучше не сердить этих негров, ведь их в десять раз больше, чем нас, а эти копья — ассагаи, как их называют, — прескверная штука!.. Вам, конечно, неприятно было бы, если бы мадемуазель Колетту пырнули ими?
Жерар побледнел от ужаса.
— А потому постараемся, чтобы этого не было, — продолжал Ле-Гуен. — Судя по всему, у них нет дурных намерений. А если они непременно хотят увести нас — что ж! Мы тут ничего не можем поделать.
— Как вы думаете, Ле-Гуен, куда они поведут нас? — спросила Колетта, бледная как полотно и не отстававшая от Мартины, которая взяла Лину к себе на руки.
— Кто их знает! — ответил матрос. — Наверное, к себе в деревню, чтобы показывать нас, как любопытных зверей.
— Они съедят нас? — спросила Лина, не будучи в состоянии побороть своего страха.
— Съедят!.. — воскликнула Мартина, содрогаясь. — Иес!.. язычники!..
— Ведь я тебе говорил, Мартина, — проговорил Жерар, улыбаясь, несмотря на ужас положения, — ты слишком лакомый кусочек! Ну, как им устоять от соблазна попробовать тебя?
Но заметив, что Лина была вне себя от страха, он продолжал серьезнее:
— Нет, Лина, не бойся! Посмотри, какое доброе лицо у этого молодца, как он мил с его гривой и костюмом попугая. Невозможно съесть людей после того, как с ними обошлись так вежливо. Это было бы подло!
Успокоенная немного тоном Жерара, Лина решилась посмотреть в сторону испещренного татуировкой негра, который, кривляясь и дружелюбно гримасничая, предложил им прекрасных, свежих бананов. Жерар принял угощение и поделился со своими спутниками, которые с удовольствием поели вкусных фруктов. Молодой негр, казалось, был в восторге от такого успеха своего внимания.
Наконец, после продолжительных переговоров, чернокожие согласились двинуться в путь. Сделав путешественникам знак, чтобы они вставали, дикари окружили их и дали понять, что нужно идти. Сопротивление было бы бесполезно.
Перед уходом пестрый негр по имени Мреко вскарабкался как обезьяна на дерево, достал оттуда платки Мартины и передал их Ле-Гуену. Положительно он не замышлял ничего дурного. По-видимому, он сразу почувствовал большую симпатию к Жерару, так как пошел с ним рядом, взяв его под руку, к чему Жерар отнесся благосклонно; вскоре он осмелился потрогать руками одежду своего нового друга, которая очень занимала его. Особенно гамаши мальчика поражали негра, который назвал их «слоновыми ногами», как путники узнали впоследствии.
Жерар воспользовался случаем поучиться и начал выспрашивать у своего нового друга названия слов на негритянском языке. Взяв руку негра, он ему сказал несколько раз: «Рука? рука?» таким вопросительным тоном, что дикарь наконец понял и принялся кричать: «М'ма!» Жерар повторил это слово, и, продолжая тем же способом, узнал названия головы, черт лица, других частей человеческого тела, название животного, перебегавшего дорогу, деревьев, неба, земли, — одним словом, всего, что их окружало. Мреко очень скоро вошел во вкус своей профессорской роли: он покатывался со смеху над усилиями своего ученика правильно выговаривать, и когда Жерар переставал его спрашивать, то сам поучал его.
Таким образом, показав вдруг на Колетту, он произнес с большой почтительностью: «Ниениези». Его товарищи, повернувшись в сторону молодой девушки, одобрительно закивали головами и в один голос повторили: «Ниениези! Ниениези!»
Пленники поняли, что они дали это имя Колетте, но о значении этого названия догадались лишь при закате солнца, когда на небе возле луны показалась звезда. Показывая тогда то на звезду, то на молодую девушку, Мреко постарался объяснить то, что хотел сказать: он сравнивал Колетту с Венерой, самой красивой звездой; девушка невольно улыбнулась от этой неожиданной и наивной похвалы.
