Наталия Полянская - Легенда Португалии
Выковырять родственников из кафе, где они так плотно и с удовольствием обосновались, оказалось делом нелегким, но выполнимым.
– Эх, хорошо пошла! – Вася похлопал себя по животу, где плескалась вкусная обидушская наливка. – Мы с Люськой прикупили три бутылочки, да, Люсёк?
– За перевес багажа платить будете, – напомнил Женя. – Вы еще портвейн собирались брать.
– Возьмем, чего б не взять. И заплатим, если надо. Только портвешок мы в дьюти-фри прикупим, так что, может, и не придется платить. – Вася был очень доволен собственной житейской хитростью.
Ильясов никак не мог решить, забавляют его родственники или раздражают. С одной стороны, особенных неприятностей от них пока нет и, он надеялся, не будет; с другой – от некоторых их сентенций и, как говорят психологи, аспектов поведения хочется на край света сбежать. Иногда они вели себя как деревенщина, а не столичные жители. Жене с детства было стыдно, если рядом с ним кто-то вел себя подобным образом.
Да черт бы с ними. Главное, чтобы по этим проклятым аспектам поведения Софи не сделала выводы относительно всех русских.
Она, кстати, почему-то притихла и задумчиво смотрела в окно, на зеленые холмы вдоль дороги, на деревни, виноградники и эвкалиптовые рощи. До Алькобасы, стоявшей на слиянии потемневших от погоды рек Алькои и Басы, добрались за сорок минут под веселые разговоры на заднем сиденье: Вася и Люся нашли в гостиничном телевизоре российский канал, и теперь с большим удовольствием вспоминали шутки, которыми сыпали вчера некие «новые русские бабки». Женя не знал, кто это такие, и не стремился узнать. А пришлось.
В Алькобасе удалось припарковаться напротив главной достопримечательности – собора Санта-Мария (тут почти все было посвящено в первую очередь деве Марии, а потом уже, словно нехотя, вспоминали и остальных). Вышли, и ветер рванул полы одежды, а с Софи едва не сорвал ее щегольскую кепочку.
– Похоже, будет дождь, – сказала Люся, глядя на небо.
– Ничего, не сахарные. – Наливка подействовала на Васю странно: он начал проявлять молодецкую удаль, и снова появились дембельские замашки. – В достопримечательность шагом марш!
– Они здесь, – тихо сказала Софи Женьке, а тот, занятый своими мыслями, не сообразил, о чем она говорит. Кто – здесь? Иностранные шпионы? Новые русские бабки?!
– Кто?
– Инес и Педру. Они похоронены здесь, в монастыре.
Когда вошли под своды собора, даже не в меру развеселившийся Вася умолк, словно придавленный громадностью и величием.
Это был первый собор – да, пожалуй, и первая достопримечательность в Португалии, – которая не просто впечатлила Ильясова, или порадовала его, или заинтересовала, – а потрясла. Он не знал, почему так произошло, ведь Жеронимуш, ажурная обитель иеронимитов в Лиссабоне, был так же велик и ничуть не менее хорош; но, видимо, ощущалась там некая туристическая атмосфера. Здесь же ощутить дух старинного собора не могли помешать никакие толпы. Колонны подпирали своды, приделы утопали в полутьме; откуда-то выползал холод, и кожа покрывалась мурашками. Но, несмотря на это, в соборе было тепло – не от свечей и не от людей, молча и немного пришибленно бродивших между колоннами, а от чего-то другого.
Вскоре Женя понял, в чем дело.
Два высоких саркофага из белого мрамора, очень похожих друг на друга, с одинаковыми резными основаниями, стояли в приделе собора, – стояли уже много веков, залитые светом, падавшим из высоких узких окон. На обоих саркофагах возлежали тщательно выполненные из камня фигуры, поддерживаемые ангелами с узкими крыльями; курчавилась, навеки застыв в мраморе, борода Педру, мраморные завитки волос выбивались из-под короны; точно такая же корона украшала голову Инес.
– Но… но почему они лежат так странно? – шепотом спросила Люся. – Почему не рядом?
Действительно, саркофаги были установлены в приделе так, что влюбленные лежали ногами друг к другу.
– Это самое романтичное, – вздохнула Софи, и голос ее шелестом опадающих лепестков полетел под своды. – Педру велел поставить саркофаги так. Это сделано для того, чтобы, когда наступит день Страшного суда и Господь велит мертвым восстать из могил, влюбленные, поднявшись, сразу же увидели друг друга.
Никто больше ничего не сказал. Останки двух безумцев, осмелившихся любить и теперь запечатленных в камне и вечном сне до конца их призрачной веры, свидетельствовали сами за себя: вот, любовь бывает, и она бывает такой.
Ничто над нею не властно.
Вася и Люся побродили еще немного по собору и ушли на улицу, а Софи с Женей долго стояли поначалу у саркофага Педру, затем – у саркофага Инес, неотрывно глядя, как ангел с молодым улыбчивым лицом поддерживает ее голову над подушкой. Так, как будто помогает встать. Так что, когда Господь скажет мертвым подняться, Инес сможет сделать это сразу.
Ни секунды не ждать, чтобы увидеть Педру.
– Даже меня задела эта история, – сказал Женя, когда вышли из собора. По площади резкий ветер гнал маленькие песчаные вихри, и кроны деревьев неодобрительно шумели. Редкие туристы спешили укрыться в одном из ресторанчиков, где как раз начинался полноценный обед, или под сводами сувенирного магазина, торгующего местным фарфором. – Хотел бы я знать, воссоединятся они когда-нибудь или нет.
– Смотря во что ты веришь, – заметила Софи.
– Во все понемногу. – Он не стал говорить, что верит в любовь. Проклятый пафос, везде пролезет.
– Эжен, я хотела попросить тебя… – начала она и остановилась.
– Да?
– Не спрашивай меня пока ни о чем. Ладно?
Он не понял.
– Вообще ни о чем? А можно спросить, куда мы дальше едем? Гостиницу ты бронировала.
– Нет, об этом можно, – криво улыбнулась Софи. – Я имею в виду, ни о чем серьезном. Пока не спрашивай. Хорошо?
– Хорошо, – мрачно согласился он.
Все понятно. Она посмотрела на саркофаги идеальных влюбленных, прикинула что-то там в своей французской головке и решила, что такой любви у нее самой не случится никогда. Особенно с этим странным русским парнем, за которым хвостом таскаются шумные родственники и который не умеет с шиком и байроновской грустью рассуждать об искусстве, как Анатоль Делорм. Она решила и просто не хочет говорить, чтобы не портить всем поездку.
И черт бы со всем этим!
Жене было все равно, что она там себе нарешала. Он станет дальше ее добиваться, и его не остановит никакой культурный контекст, включая этих идеальных влюбленных.
Посмотрим, чья возьмет.
Пошел дождь. Сразу чувствуется, что затяжной и очень неприятный. Сырость пробиралась сквозь одежду, промораживала, казалось, до самого сердца. Из-за испортившейся погоды собор в Баталье, называвшийся Санта-Мария-де-Витория, осматривать уже не захотелось. Здание казалось огромным – с его бесчисленными башнями, ажурными балюстрадами, готическими апостолами на фасаде и водостоками-горгульями, из которых сейчас шумно извергались потоки воды.
